Abadonna• 30.08.1998 16:09
Панове!
Склоняюсь, приношу, премного благодарен всем, пославшим_меня_подальше.
-----
Бредятина, навеянная международным положением лежа на спине.
Потолок висит, качается,
Словно красная он девица.
И хотя с него и станется,
Никуда уже не денется.
Он подобен небу синему.
Просто в колер белый выкрашен.
И когда не полюбуешься,
День, считай что, нафиг выброшен.
А когда начнет он падати
На головку мою ясную,
На тарелки да на скатерти,
На бутылочку прекрасную,
"КАРАУЛ!!!" кричать затею я.
Да в окошко прыгну блочное.
Озираясь, так, рассеянно
На обломки потолочные.
AnArcHISt• 30.08.1998 06:26
Господа! Предлагаю вам литературный конкурс -- напишите продолжение к нижеследующему четверостишию (разумеется, размер и ритм те же):
Небо раскинулось просинью,
День вышел ясен и светел.
В воздухе пахнет осенью,
Листья швыряет ветер.
Вот, собственно, и всё. Результаты будут объявлены в среду.
Структуральный Лингвист• 30.08.1998 05:44
Вот настоящая история происхождения слова "ахинея".
Это сложносоставное слово родилось в среде гусаров, примерно в то же время, что и идиома "врёт, как сивый мерин" (был такой полковник Сиверс-Меринг Иван Карлович, очень склонный к).
________________________
В Первом Лейб-гвардии Гусарском полку была одна весёлая компания из дюжины молодых гусаров, которые прожигали время в кутежах и оргиях. Но, как и в августе может пойти снежок, так и даже в такой компании прожигателей жизни нашёлся один молодой человек, я бы сказал, корнет, который не растерял остатков романтического отношения к девушкам. И, однажды, находясь в заведении мадам Жужу, наш корнет, облокотившись на случившегося рядом поручика Ржевского, горько спросил:
- Как вы думаете, поручик, есть ли на свете настоящая любовь?
Поручик помолчал, с тоскою глядя то на молодого человека, то на собственное волосатое колено.
- Корнет, тысяча чертей! - сказал он, подпустив в голос отеческой ласки, - прежде чем ответить вам, могу ли я осведомиться о причине, побудившей вас задать мне столь странный в этом месте вопрос?
Корнет порозовел, для храбрости выпил водки и решился:
- Понимаете, поручик, мне тяжело в этом признаться, но я на вас расчитываю и надеюсь, что вы никому об этом не скажете.
- О чём я не должен говорить, корнет, - спросил Ржевский, - о том, что вы на меня рассчитываете?
- Нет-нет, поручик, - корнет встал и теперь вышагивал перед Ржевским, как провинившийся нижний чин перед капралом, гулко бухая в пол босыми пятками. - Я хотел вам сказать, что я влюблён, - и корнет впервые посмотрел Ржевскому в глаза, залившись густым румянцем.
- В кого?.. - с некоторым недоумением спросил поручик Ржевский, непроизвольно отодвигаясь от корнета, - в кого?
- В нея, - с пафосом, но тихо сказал корнет, ловко показывая мундштуком на объект своей любови.
Поручик Ржевский вгляделся - в дальнем углу огромной залы, за овальным столом в непринуждённых позах развалились их боевые товарищи по полку, между гусаров бродили полуодетые девицы, надо всем этим висел сизый табачный дым, раздавался лошадиный хохот, из-за тяжёлых портьер неслась тонкая, ломающаяся скрипичная мелодия - то был цыган Яша, курчавый, смуглый, роняющий жемчужные слёзы.
- В нея? - переспросил поручик, указывая на мадемуазель Фифи, заливающую Барбосову в горло "Мадам Клико" затейливой витою струёй.
- Нет, - с негодованием ответил корнет. - В нея! - и он слова ткнул мундштуком в скопище.
- В нея? - тупо спросил поручик, показывая на мадемуазель Нану, которая пыталась взгромоздиться на стол, то и дело больно биясь челюстью о столешницу.
- Да нет же, поручик! Какой вы, право! - корнет снова ткнул мундштуком, - вот, в нея, в нея! Сейчас-то вы видите?
- А-а-а-ах, в нея? - поручик даже привстал, - в... Да... Как я сразу не догадался.
Ржевский подманил корнета пальцем.
- Знаете, корнет, вы только отнеситесь к тому, что я скажу, без глупых обид... Вы, кстати знаете, как я стреляю... Да, вижу, знаете... Так вот - все эти девицы недостойны вашей любви, корнет. Ну подумайте - вы из приличного рода, у вас всё ещё впереди, а вы влюбляетесь в девицу из салона мадам Жужу. Корнет, корнет... Да и родители ваши, дай им бог здоровья, не одобрят такого мезальянса, надумай вы жениться. Да и на ком - да ведь каждый офицер нашего полка, корнет, имел дело с каждой из этих девиц, дай им бог, опять же, здоровья.
- Как?! - вскричал корнет, - не может такого быть, я ведь справлялся у мадам, эта - новенькая! Она всего, как третьего дня прибыла из Парижу, да будет вам известно, сударь мой! И мадам мне сказала, что она, мадемуазель Зизи, не... не...
- Чего не?.. - с сардонической усмешкой спросил Ржевский.
- Непорочна! - твёрдо отчеканил корнет. Глаза его блестели, грудь вздымалась, усы распушились. Пятки то и дело непроизвольно щёлкали друг о дружку.
Поручик Ржевский отхлебнул вина, посмотрел на корнета. Тот вибрировал.
- Корнет, какого дня вам сказала мадам, что эта девица - непорочна?
- Ну... - замялся корнет, - это было тогда же, как она прибыла.
- А прошло уже, между прочим, два дня, корнет. И две ночи.
- Не хотите ли вы сказать, поручик, что... - ошеломлённо спросил корнет, страдальчески изломав брови. - Но я...
- А вы болели, - сказал поручик. - Бо-ле-ли. А мы - не болели.
- Значит, - проговорил корнет, - значит, и нея...
- Да уж, - мечтательно прищурился поручик Ржевский, - и нея...
- Ах, и нея!!! Да и не я?! Ах, и нея?!- закричал поручик, да так, что все обернулись.
Тут же к нему подошёл поручик Яковлев, знаменитый ёрник и насмешник, языка которого иногда опасался и сам Ржевский. Корнет понял, что накликал беду - стоит ему признаться, чем был вызван его дикий крик, стоит ему только дать понять... Да если проклятый Яковлев узнает, что корнет влюбился в... Ох... Что делать?
Ржевский пришёл ему на помощь.
- Не умеет молодёжь ещё пить, - сказал он, обращаясь к Яковлеву, уши которого шевелились как у сеттера, а ноздри хищно раздувались, вынюхивая жертву для своих злых шуток. - Вот, корнет наш, напился и орёт - Х***ня, да х***ня...
Корнет с радостью принял правила игры:
- Ах, х***ня всё, ох и х***ня всё!!! - заорал он дурным голосом и опростал в себя бутылку вина, - ух! и х***ня же всё!
- В принципе, верно, - задумчиво протянула мадам Жужу, подошедшая на крики.
А корнет продолжал бесноваться.
Яковлев несколько разочарованно пообещал:
- Это тебе, корнет, сейчас - всё х***ня, а завтра...
Корнета унесли, он через некоторое время уснул. Гусары разбрелись по номерам. Поручик Ржевский оказался вместе с мадемуазель Зизи. Гладя её по изогнутой спине, поручик мимолётно вспомнил о корнете и печально усмехнулся...
Ближе к утру, когда с улицы стали доноситься хриплые ругательства дворников и городовых, к спящему на расшатанной софе корнету скользнула из мрака тень. Это мадемуазель Зизи, закутанная в плащ поручика Ржевского, присела к корнету. Она провела ему ладонью по щеке, из которой пробивался юношеский пушок, всхлипнула... Горячая слеза упала на корнета, но тот не проснулся, лишь тень пробежала по его лицу и сочные губы несколько раз громко чмокнули. Мадемуазель Зизи порывисто встала и побрела к храпящему поручику, кляня свою горькую судьбу...
_____________________
Затем поручик Ржевский и корнет стали хорошими друзьями, и иногда они употребляли выражение - "Ах, и нея!" - чтобы в приличном обществе не сквернословить. Потом и другие офицеры полюбили это загадочное восклицание, оно вышло в обиход, сменив ударение.
И теперь мы пользуемся словом "ахинея", не подозревая, что обязаны существованием этого замечательного слова давно уж канувшему в Лету поручику, который когда-то, хоть немного, да любил...