Клуб комментаторов

Михаил Левин• 08.03.2007 15:46

Дорогие женщины и готовящиеся стать таковыми.
поздравляю вас с наступлением сегодняшней даты.
Мы вас любим. Всех без исключения. Потому что без вас никак.

_____

Восьмое Марта 1984-го года застало меня на заводской практике, проводимой в рамках
обучения во ВТУЗЕ при ЛМЗ (есть такой в Питере институт, называемый ныне, кажется ЛИММАШ)
Я числился фрезеровщиком, а за мной числился станок ЧПУ (с числовым програмным управлением,
отперфорированном на бумажной ленте бобины).

В тот унылый серый, далеко не весенний, пропитанный машинным маслом и безисходной
мерзостью заводского уныния день, я подошел к холодному, дожидающемуся моих действий станку
и привычно пнул ногой по стойке ЧПУ.
Станок немедленно откликнулся, ожил и осветился красным светом лампочки "Сбой".

Заглянув к коллегам по несчастью (приятелям-практикантам) из слесарного участка,
я отправился в каморку мастеров и вызвал по телефону техников.
Теперь я был свободен как минимум до обеда. Обдумывая как бы поинтересней убить
предобеденное время, я направился к своему знакомому Володе Якимову; удивительному
человеку, похожему на сошедшего с военного плаката солдата с совершенно ненормальным
взглядом патриотически ясных и огромных глаз.

Володя умел ненавидеть. Он ненавидел завод со всеми его станками, воздуховодами и кранами.
Ненавидел начальников и мастеров, а также советскую власть и вместе с тем все западное общество.
Собственно он ненавидел весь мир, что раскинулся как до, так и после проходной, а то,
что не успевал, или не замечал, принимался легко и истово ненавидеть с моей подачи.
Для этого я просто подходил к нему и заводил разговор на соответствующую тему, наблюдая,
как вовины глаза наливаются ненавистью и щурятся навстречу новому.

Стоя на метровом помосте, откуда только и можно было управлять рычагами его станка,
Вова возвышался над цехом подобно памятнику и был виден решительно со всех сторон.
Завидев меня, он нехорошо прищурился, кивнул и не спеша спустился по ступенькам.

- Ну что, опять станок вырубил? - По его лицу скользнула ухмылка. - А у меня, видишь,
фреза села. Менять надо.

Он достал ключи, открыл железный шкафчик и принялся выдвигать один за другим ящики,
металлически грохоча их холодным содержимым.
В одном из них мелькнул обернутый в потёртую газету букет гвоздик.
Я ухмыльнулся и Вова, заметив движение на моем лице, мнгновенно напрягся.
Лицо его коротко исказилось судорогой и он поспешно задвинул ящик.

- Этого Лёшу давно максануть хочу. - Он поднял на меня переполненые ненавистью глаза.

Ненавистъ стояла в них подобно двум спокойным озерам, готовая однако выплеснуться в любую минуту.

- Ты про Лёшу-заточника?

Вова кивнул, не спуская с меня пытливого взора. Он не хотел, чтобы я заметил цветов
и не дождавшись моей реакции, объяснился:

- Хули... восьмое Марта. Видишь, жене пришлось цветов купить. В конце смены отдам.

По его лицу пробежала тень.
Вовина жена работала в крановщицей в другом цеху.
Стараясь не улыбаться, я кивнул. Потом мы поболтали ни о чем и я поспешил удалиться.
Я дал себе слово не пропустить момента передачи букета.

Бездарный, как и все предшествующие будни, день этот тянулся долго.
Я поминутно смотрел на часы, но стрелки их казались безнадежно увязшими,
словно застрявшими в мякоти невидимого глазом солидола.
Но прошел и этот рабочий день, выплюнивший меня за пределы заводского турникета.
Я стоял за проходной и наблюдал за выходящими.
Жидкий ручеек бредущих к дому отделил наконец от себя массивную вовину фигуру.
Его взор вспыхнул и он тяжело двинулся ко мне.

- Что стоишь? Домой пора.
- Пацана жду, вместе поедем.

Вова облокотился об ограждение.
Его тяготило мое присутствие, но отойти не позволяло чувство такта; всё таки я был одним
из немногих, подбрасывающих иногда хворост в неугасимое пламя злобы на человечество.
Мы молча стояли рядом.

- Не идёт твой долбоеб. - Подметил Вова, окаменев лицом.
- Задолбал, урод. - Согласился я. - Вроде мужик, а как девицу красную дожидаться надо.

И тут появилась она.
Слегка отпихнув меня локтем, Вова шатнулся навстречу жене. Я замер.
Жена остановилась перед ним, натянуто и нервно улыбаясь.
Вова потянулся за пазуху и выхватил оттуда свёрток несвежей газеты.

- Видишь, хули... - донеслись до меня первые такты поздравления, -
Шёл на работу, вижу - цветы продают. На вот... В вазу поставишь, или еще куда.

Газета перекочевала в руки потупившейся от счастья жены.
Обдав меня на прощание волной ненависти, Вова вразвалочку последовал к выходу из проходной.
Я остался один. Подождав некоторое время я вышел в начинающийся серый,
не сулящий более ничего хорошего, оттепельный вечер восьмого Марта 1984-го года.