Профиль пользователя: siux

Об общеевропейском здравом смысле замовлю слово.

Моего коллегу (австрийца, коренного зальцбуржца) штрафанули пару недель назад в Зальцбурге же:
поставил машину на стоянку с ограничением по времени.
Он сделал всё, как положено: положил под лобовое стекло циферблат, выставил на нём время...
Так с него содрали пару десятков евро за то, что циферблат немецкий.
Коллега рассказывал: Я, мол, сам охренел. Вы чё, говорю, делаете?
А они ему: Деления на циферблате должны быть по четверть часа, а не по полчаса.
Этот циферблат в Австрии недействителен.
Прикиньте только: раскопали, барбосы, закон аж от одна тысяча девятьсот шестьдесят пятого года, где сказано, что деления должны быть по пятнадцать минут.
Коллега, рассказывая, смеялся - я сам шестьдесят пятого года рождения, а про этот закон не слышал даже никогда, хоть он и есть, оказывается.

Просто какой-то умник, похоже, случайно наткнулся где-то на эти правила, и подумал: а чё это мы, в натуре, мурлом щёлкаем-то?
Тут же столько бабла можно в муниципалитет закачать - и, особенно, с иностранцев...

Я вот тоже куплю себе эту австрийскую фигню - штраф-то, в случае чего, платить не хочется...

У нас на шахте, в первой половине девяностых, мужичок был один забавный.
Он очень любил все осязаемые демократические новшества, и тут же их покупал.
У него у первого, из всех моих знакомых, появились: электронная карманная игра с волком, собирающим яйца в сачок; "говорящие" наручные часы и газовый пистолет.
Особенно он гордился пистолетом, и всем про него рассказывал. (Чтобы слухи о том, что он вооружён и опасен, расползлись по всему околотку, как я понимаю)

- Вот буду, - мечтал он в клети, - идти домой с третьей смены - а меня никто не тронет, побоятся.
Я менжеваться не стану, сразу в морду газом пыхну - и аля-улю...

Три дня он ходил с этим пистолетом, а на четвёртый его стукнули по башке половинкой кирпича, и забрали и пистолет, и часы.
Игру оставили - собирай яйца...

Зачем делать добро, если можно подарить Библию?

Вспомнилось, как лет десять назад к нам кума наша в гости приезжала.
В один прекрасный день поболтались мы по горам, спустились вниз, и решили пообедать в каком-то итальянском ресторанчике.
Кума заказала "спортивный салат" - я, мол, худею.
Принесли ей этот салат: два килограмма овощей, а наверху кучи - маленькая
еловая шишечка, для красоты.
Кума обалдела и спрашивает тихонько: Слушайте, а как это нужно есть?
Тут меня и понесло - Очень просто, говорю: Берёшь в левую руку шишку, а в правую берёшь нож для шишки, который лежит справа от вилки для редиски, и дербанишь этот продукт так аккуратно и культурно, как только сможешь...
Жена моя, услышав это, стукнула меня по лбу ложкой для осётра, и сказала: не слушай его, он опять придуривается. Просто отложи в сторону - это для местных белочек.
Сейчас пообедаем, и пойдём в парк гулять - а там белочки без шишек не пропускают.
Кума ещё секунд десятъ, наверное, ошалело смотрела на нас, пытаясь разобраться в логике происходящего - и только потом они обе, с женой моей вместе, начали хохотать, как восьмиклассницы на танцах...
Тот день я не забуду никогда: они пели песни на ходу, смеялись и пританцовывали - словно четверть века с них слетела, и они снова - две симпатичные и смешливые подружки на выданьи...

Kогда мы приехали в Германию, нас всех направили на курсы изучения языка.
Нас учили языку - и исподволь тестировали на наличие придури, как я понимаю.
И вот как-то раз училка предложила нам игру "Я собираю чемодан в путешествие, и кладу в него..."
Далее - классика: каждый последующий участник игры должен перечислить всё, что положили в чемодан предыдущие, и добавить что-то своё. Человек пять-шесть нас было, игравших.
И вот пошло: Я укладываю в чемодан зубную щётку. Я укладываю в чемодан зубную щётку и мыло. Я укладываю в чемодан
зубную щётку, мыло и пижаму. Я укладываю в чемодан зубную щётку, мыло, пижаму и бутылку водки. Я укладываю в чемодан
зубную щётку, мыло, пижаму, бытылку водки и солёный огурец. Я укладываю в чемодан зубную щётку, мыло, пижаму, бутылку водки, солёный огурец и шампанское для женщин. Я укладываю в чемодан зубную щётку, мыло, пижаму, бутылку водки, солёный огурец, шампанское для женщин и бутылку коньяка. Я укладываю...

Тут училка не выдержала, рассмеялась, и прекратила соревнование.
"Слушайте, - говорит, - вы прямо как по формуле чешите... Это какой-то шифр?"
А Эдик, омский один, совершенно серьёзно ей отвечает: " Что Вы, госпожа *******, это просто стандартный набор советского командировочного. Там ещё и дальше есть. Хотите послушать?"

А она толъко махнула рукой и отправила нас на десять минут раньше на перемену...

• 07.04.2021 19:04

Вот была здесь история про пионерлагерь.
И я вспомнил, как мы однажды играли там в "Зарницу".

(Для тех, кто не помнит правил игры, обрисую их вкратце:
администрация лагеря раздаёт бумажные погоны двух цветов
всем участникам игры. Допустим, "синие" - одна армия, "зелёные" - другая.
Погоны эти пришиваются на плечи, и - вперёд, в понарошечную рукопашную.
Оборвали на тебе один погон - ранен, оборвали оба - убит безвозвратно.
"Раненые" должны были были сидеть в полевом лазарете, где за ними ухаживали санитарки,
а "убитые" не интересовали уже никого - похоронные команды правилами игры не были предусмотрены)
И вот мы, разведотряд - я и ещё двое пацанов - обнаружили вражеский лазарет и отобрали у
санитарок их брезентовые сумки с бинтами. Самих санитарок не тронули - понимали, что нам с ними ещё танго "облади-облада"
танцевать и у пионерского костра песни петь.
Мы хотели, как лучше.
Но после войны, при подсчёте раненых-убитых, оказалось, что потери убитыми
у противника немножко меньше, чем у нас. А, значит, "синие" победили.
И тут выходим мы, спецотделение разведроты "зелёных", предъявляем санитарные сумки
и заявляем, что весь лазарет проклятого агрессора, чисто по логике, окочурился
без лекарств - а, значит, мы победили.

Жюри впало в ступор.
Оно переглядывалось и решало - фашисты мы или нет?
В конце концов, "синим" присудили победу, а с нами была проведена беседа на тему: А поступил бы
бы пионер Лёня Голиков так, как поступили вы?

Вспомнилось мне, как на нашу шахту в середине восьмидесятых привезли польский комплекс "Пиом".
Ну, и приехали, понятное дело, с ним вместе поляки - помочь смонтировать, наладить, да на первых порах и при добыче поприсутствовать: дура-то нашему брату незнакомая, здоровая - а, главное, выкрашенная в белый цвет. (Вот этот цвет, если честно, и был самой непривычной и пугающей составляющей этой хренотени - ни в жисть ни один наш шахтёр не видел в шахте ничего белого, кроме ж/б затяжки да инертной пыли).
И вот мужики-монтажники рассказывали: взялись, мол, мы турбомуфту на вал электродвигателя напяливать.
Пихаем её и так, и сяк - а она, сука, не напихивается. Тогда мы с Васей стали держать её приблизительно ровно, а Колян взял балду - да ка-ак ухерачит по муфте. Раз, да второй, да третий... А она, подлая, всё равно не лезет, куда ей налезть надо бы. И тут прибежал на звук этого постукивания поляк, аж сверху лавы прилетел, специалист - слух-то, видать, сразу музыкальным становится, когда слышишь, как родная муфта под русской балдой трещит, вот-вот расколется...
Как начал он материться - хоть всех святых вон выноси, вместе с Шубиным. Даже сквозь измазанную морду видно было, как он покраснел от злости. Обзывал по-всякому: и свиньями, и козлами, и ещё разными непонятными "пши, пши, пши". Нам - рассказывали мужики - это даже понравилось, в некотором роде - сразу видно стало, что он шахтёр настоящий. Мы закинули насвайчику и принялись, было уже, слушать его до конца - но тут кто-то сказал: Да пусть душу отведёт, славянская душа на чужбине. Но если я услышу слово "пидарасы" - он сегодня из шахты не выедет. И поляк вдруг разом осёкся. Буркнул только по донбассовски: "Колы нэ лызе - силидолом смазать трэба, а не пиздячить балдой, як хуем у кринку". И ушёл на-гора, не дождавшись первой "людской" клети - по уклону.

У нас стволовой один был, дядь Юра.
Прошёл войну от начала и до конца.
Сам он был откуда-то из Центральной России родом, но сразу после войны загремел
в лагеря на полтора десятка лет, да так потом в наших краях и остался.
И вот, помню, он рассказывал, как в Германии влюбился в одну девчонку - беженку из Восточной Пруссии.
Тогда уже война закончилась и он, как и все фронтовики, ждал дембеля - а пока стояла их часть в каком-то городишке; и приходилось солдатам, понятное дело, караульную службу тащить, как положено: часовые там, дневальные и всяко-проче.
И вот стоял он раз где-то там днём, в самую жару - пить хочется, а из фляжки всё уже высосал.
А тут девчонка эта идёт мимо с бидончиком - гражданское население там за водой куда-то ходило.
Я, говорит, ей кричу - xальт, мол. Она подошла. Покорно так, глаза опущены... Я - рассказывал дядя Юра - напился, флягу свою наполнил - бидончик ополовинил. Отдаю ей - а она стоит, ждёт моего разрешения, чтобы уйти.
А в самой душа еле держится, до того худенькая. И тут, сам не зная почему, сказал я ей "спасибо". По-немецки, конечно.
Она глаза на меня вскинула, кивнула - и пошла обратно. К колонке, наверное - бидон наполнить.
Но в этот самый момент - говорил дядь Юра - я в неё и влюбился. Как глаза её увидел, так щёлкнуло что-то во мне, и всё.
Короче, ходил дядя Юра, по его же собственным словам, специально даже иногда ко времени водоносов на ту улицу, чтобы её увидеть.
Носил ей тушёнку и американский шоколад. Она принимала, благодарила скромно...
Длилось это все недолго, неделю-полторы.
А потом как-то раз, когда он опять на посту каком-то, совсем другом был, она вдруг пришла к нему сама.
Ранним совсем утром. Как нашла - неизвестно.

- И вот представь, Витька, - рассказывал мне старый солдат, старый сиделец и старый шахтёр Юрий Павлович, - я, пенёк, опять сунул ей школадку, что у меня за пазухой была. Нет, ты пойми: ведь я к тому времени не с одной девкой побарахтаться успел. Не сопляком был, короче, в таких делах.
А вот её тронуть - ну не мог так просто почему-то. Любил - одно слово. Она шоколад не взяла, поцеловала меня в щёку и ушла...
Я полдня ходил счастливый - а потом оказалось, что всю эту толпу беженцев утром посадили в поезд и отправили куда-то дальше, на Запад...
Ведь это, получается, она прощаться приходила. Может, даже надеялась, что вместе мы будем... А я ей, дурак, - шоколадку.

Мне один парень рассказывал, который на китайской границе служил.

У них там постоянно тревоги были.
Например, застава поднимается "в ружьё" по нарушению границы, прибегает к Амуру - а там или олень какой-нибудь реку переплыл, или бухой китаец.
Но однажды случился у них совершенно трезвый китаец, да ещё и с велосипедом.
Сверзился, короче, он с этим велосипедом с небольшого обрывчика на своей, китайской, стороне, и вынесло его, благодаря течению на излучине, на сторону советскую. Как не потонули оба - непонятно.
А тогда уже не так строго было, как при Брежневе.
Ну, - рассказывал погранец, - напинали мы этому китайцу по жопе, и сказали: Плыви, к едрене фене, к себе назад.
Нахер ты тут нам нужен, статистику нарушений портить.
А китаец им и говорит: без велосипеда, мол, не поплыву - я на него всю жизнь зарабатывал.
Плюнули тогда, и разрешили ему плыть с велосипедом - нахуй он, велосипед этот, на заставе нужен, если там всё на лошадиной тяге?
И что вы думаете?
И поплыл, и доплыл - наши за ним в бинокль следили.
И ещё, падла маодзедунская, когда вылез на берег, стянул штаны и жопу в синяках показал - знал, сволочь, что за ним внимательно наблюдают.

Про детишек, опять же. Дети не меняются во все времена.

У нас, помню, один обормот на перемене, украдкой, в учебнике по истории девочки-отличницы, пририсовал Аполлону член размером с оглоблю - вместо обычной, оскорбительной для взоров северных варваров, древнегреческой пипетки под розочкой.
Девочка пришла домой; мама спросила, что задали по истории.
Вместе открыли учебник - и всё.
Семейство извело за два часа девичьих слёз, маминых обмороков и папиных разборок весъ месячный запас бабушкиного валидола.
На следующий день родители пошли в школу; расследование длилось два дня, но не принесло
результатов - класс не выдал партизана...

Между прочим, ходят слухи, что борода Карла Маркса - тоже фотошоп: мол, на основании косвенных свидетельств современников можно сделать вывод, что Карл бороды не носил никогда, а пририсовал её шкодливый сынишка фотографа.

Хорошего человека я завсегда вижу издалека - он пытается ко мне не приближаться.

У нас на шахте машинист был один, нормальный мужик - но с похма болел всегда так, что
даже мы, коллеги и друзья, его иной раз предупреждали: смотри, мол, Санёк, сам.
Ты же себя знаешь; подыхать же завтра будешь. Иногда он прислушивался к голосу коллектива, иногда - нет.
И вот однажды утром, прямо перед табельной, помирал он вот так вот - и предложил ему кто-то
из сердобольных проходчиков пивка. Прямо из трёхлитровой банки, оставленной "на завтра" предусмотрительной бригадой.
Санёк присосался - и всё.
Убить нельзя, оторвать невозможно.
В банке оставалось чуть больше литра, когда в табельную, совершенно нежданно-негаданно, спустился "Два Ивана" - директор шахты.
Остановился он перед похмеляющимся, и стал просто наблюдать.
А Санёк почуял, что как-то притихли все вокруг, и тоже сообразил, что что-то не так во внешнем мире.
Отвёл банку вправо, смотрит левым глазом: директор, бляха, перед ним стоит.
Отвёл банку влево, смотрит правым - опять директор.
Тогда он банку больше крутить не стал, а просто опорожнил её до конца, и всё.
А директор никуда не исчез и сказал ему своим голосом: Марш домой. Завтра явишься ко мне на пропистон...
И пахал потом Санёк три месяца гээрпушником - с лопатою да на коленках.

Вчера была история про чизбургеры без сыра.

Я придерживаюсь такого мнения, что, на самом деле, Энди Таккер энд компани - не такая уж и редкая вещь.

Например, у нас в конце восьмидесятых, когда в дело пошли кооперативы и прочее, один "пивнарь" - сиречь заведующий пивнушкой - повесил на кране картонное объявление:
"Каждому, кто принесёт с собой и предъявит сушёного леща - одна кружка пива бесплатно".
Народ валил к нему валом; а лещами, буквально в пяти метрах от входа в заведение, торговала его тёща.
А лещей тех ловил его тесть браконьерским способом и сушил у себя на балконе дома номер семнадцать четырнадцатого микроройона, третий этаж, второй подъезд.
О чём неоднократно было сообщаемо соседями в райисполком, но не возымемши действия.
Так вот: лещ стоил рупь, а кружка пива - полтинник.
Каждый лещ обходился примерно в полшага захода с бреднем в холодной воде, да плюс ещё двадцать грамм уворованного на родной автобазе бензина. Про стоимость действительно пива в кружке говорить уже не будем.
Два дня семейный кооператив процветал; а потом какие-то алкаши додумались-таки: купили одного леща вскладчину, да и начали
передавать его друг другу с рук на руки, по мере необходимости, для предъявы.
Лещи-то беспаспортные, все на одну морду - поди, докажи, что это один и тот же за льготной кружкой целый день ходит.
Зятёк терпел убытки буквально полдня, а потом его терпение лопнуло: он снял объявлление с крана и турнул тёщу с лещами со своего крыльца.

Вчерашняя история про ДТП в Израеле напомнила.

Живу в Германии.
У нас всё делается правильно, я имею ввиду вызов полиции.
У меня был случай: стоял на светофоре, и вдруг в корму - бамс!
Коротко: крутой турок на мерсе въехал в стоявшего за мной.
У турка помят нос, у меня - задний бампер с багажником, а у среднего бедолаги
и спереди и сзади вообще нехорошо получилось.
Я вылез из автомобиля, и сказал им обоим и всем окружающим: с места не стронусь, пока полиция не приедет. Пусть хоть полгорода в пробке стоит.
И что вы себе думаете? - я таки оказался прав.
Полиция, приехав, наконец, через десять минут, первым делом спросила меня, сколько я ощутил ударов по своему автомобилю.
Я сказал правду - один.
Сказал бы, что два - не поздоровилось бы и средненькому.
Этим всё сказано; и, я думаю, что всем всё ясно - в смысле, почему нужно вызывать полицию.

(Кстати, когда я начал фотографировать место проишествия, турок попытался меня запугать.
Но я просто послал его на хуй на языке, который он слышит на улицах не реже, чем родной - и он успокоился)

Вот в одной из историй тут был описан случай с крюком на канате.
А я вспомнил другой, произошедший у нас на шахте. Даже два.

У нас там на погрузке угля в вагоны система была простая: бункеровщица продёргивала состав лебёдкой.
Пока состав стоит - канат лежит промеж рельсов. Как только она нажимает на кнопку - канат подпрыгивает
где-то на метр. Там знаки даже стояли: треугольник с нарисованным внутри него и перечёркнутым красной полосой мудаком,
переступающим через канат. Шахтёрам, понятно, было всё пофиг, пока один не попался-таки. Хорошо ещё, что тогда обошлось всё лишь утратой
левого яйца, а не потерей всего трудового товарища. И что вы думаете, перестали через канат лазить? Хренушки. Испугаешь нас на-горах, ага.
Не на таковских напали: с той поры мы не перешагивали через канат, а наступали на него - чтоб не лишиться, в случае чего, мошонки.
А месяца через два после первого несчастного случая случился и второй: одного чувака, наступившего на долбаный канат, так
подкинуло, что у него бедро из тазика выехало.

Начальство долго думало, как с такой хернёй бороться, но тут как раз вышел уже с бюллетеня тот, первый.
И медкомиссия, натурально, предписала ему лёгкий труд.
Так руководство ему этот лёгкий труд и предоставило: полгода он бегал вдоль путей с затяжкой в руках и отгонял всех, кто хотел перейти
в неположенном месте - пока от него не ушла жена. Потом он уволился, и я не знаю, что с ним сталось...
А мы так и продолжали прыгать через канат, и больше ничего страшного ни с кем не случилось - сыграло свою роль шахтёрское счастье, не иначе.
Ведь мы, шахтёры, точно знаем: три раза в одном месте судьба не бьёт.

Все, наверное, помнят, как в детстве мамы насыпали им, в случае простуды, на ночь горчичный порошок в носочки.

У нас, когда я служил, один тоже так лечился.
Взял у поваров горчицы и насыпал на ночь в сапоги прямо в столовой - потому, что в носках в армии спать не разрешали. Да и не было их, носок почти - сплошь портянки. Но чувак рассуждал следующим образом: утром горчицы не добытъ; а после подъёма сначала зарядка, потом уборка, потом завтрак, потом политзанятия - а опосля, во время перекура, я горчицу и вытряхну.

Но по евонному нифига не вышло: подняли нас в три часа ночи по тревоге, и пришлось ему рысачить в этих
горчичных сапогах аж до стрельбища, девять километров.
Когда прибежали на место, он первым делом разулся и принялся ходить по сугробам босиком.
Причём очень интересно, совершенно так, как ходят по углям факиры: мелко-мелко и с отрешённым выражением лица.
Зрелище было не для слабонервных.
Командиры обалдели даже поначалу; но потом раздалась команда "первое отделение - на рубеж!", и все сразу забыли про этого чудика.
Он был в третьем отделении.
Пока до него дошла очередь, он промыл сапоги снегом, содрал с нежно-розовых пяток шкуру - и даже отстрелялся потом на "хорошо".

Со мной сегодня интересная штука произошла в магазине.

Подхожу к кассе, в руке у меня бутылка виски. Больше ничего нет, пакет рассчитывал взять на выходе. Парень, который передо мной попался и выкладывал свои многочисленные покупки на ленту, предложил мне пройти вперёд - мол, у вас ничего нет почти, не стоит вам стоять в очереди (тут это обычная практика). Я вежливо поблагодарил и воспользовался его предложением. Встал за девушкой, у которой был тоже целый воз, но уже на конвейере - и она тоже уступила мне очередь. Ну, и в этот раз я не отказался. И очутился позади новенького, из беженцев, похоже. Тот, конечно, видел, как меня с моим пузырём все пропускали вперёд, а причины, наверное, не понял. И тоже начал мне показывать - проходите, пожалуйста, уважаемый человек. Типа: вы, небось, не менее муфтия по местному ранжиру, и в очереди вам стоять не пристало, а мне интегрироваться нужно кровь-из-носу... А я заметил среди его покупок несколько баночек детского питания, и отверг величавым жестом его предложение уступить мне очередь. И сказал ему буквально: твой бэби, сын мой, важнее, чем моё бухло. Уж он кивал-кивал мне благодарно... Жаль, что в очереди, как назло, никого из русскоязычных не оказалось - что, между прочим, редкость. Некому было оценить ситуацию.

Реальный случай из прошлой моей, шахтёрской, жизни:

Шёл как-то наш бугор (бригадир, сиречь) с молодым практикантом из ГорПТУ по уклону. Практикантик был совсем "зелёный", первый спуск в шахту - для ознакомления, так сказать, с будущим героическим рабочим местом и его окрестностями: со штреками всякими, с горизонтальными и наклонными выработками, с путями возможного отхода в случае форс-мажорных обстоятельств - ну, и с наглыми чумазыми рожами, которые только и ждут возможности поржать по любому поводу...
А в сырых выработках, если кто не знает, вполне себе на деревянной крепи или по краям трапов могут произрастать грибы - бледно-фиолетовые такие, хилые и противные, на тонких и гнутых кощеевых ножках... Мерзость, короче.
Так вот: чапает бугор впереди, а практикант - сзади. Оглядывается бугор - а пацан на ходу поганки эти сапогами своими резиновыми, по-малолетству, пинает - только шляпки в стороны разлетаются...
Я этого человека, бугра нашего, хорошо знаю, поэтому рассказанному им вполне верю - он и не на такое способен был, я с ним бок о бок двенадцать лет проработал...
Короче: сделал он круглые испуганные глаза, да как начал орать: Ты что, парень, с ума сошёл?! Ты что делаешь?! Они же ядовитые, ты же видишь, что я их стороной обхожу и даже на них не наступаю?! У них же сок хуже кислоты какой - прожрёт тебе сейчас сапоги с портянками, а потом за ноги примется! И матом, и матом... И бегает туда-сюда, плюётся, руками себя по бокам хлопает - трындец, короче: сапоги-то, мол, казённые, новенькие; на один раз с материального склада выданные, с условием последующего возврата - а всякий молокосос, мол, и т.д...
В общем, надраматизировал обстановку дальше некуда: бедный пацан стоит бледный весь, и трясущимися губами спрашивает: А что же теперь делать, Александр Николаич? А Александр Николаич пар немного сбавил и советует деловито: смывать надо, пока разъедать не начало. Пацан было сапогом в канавку, а Александр Николаич ему: да не водой, голова ты садовая; эти грибы воды не боятся, иначе не росли бы тут, в сырости. Их только солью можно, они соли боятся...

В результате практикант мочился на собственные сапоги: убедил его старший и опытный товарищ, что другого выхода нет - иначе не спасти ему ни госимущество, ни собственные копыта...

И это, между прочим, была ещё не самая идиотская из всех шуток, которые ожидают новичка в шахте.

Сегодня помогал отцу крышу на даче чинить.
Когда управились, уселись выпить по пивку.
И тут подходит сосед по даче, Иваныч. Хорошенький уже такой. Велосипед ведёт.
У него участок на порядок дальше и несколько в сторону.
Мы и ему бутылочку открыли. Он глоток сделал, присел на лавочку, и заявляет:

- А я сегодня доброе дело сделал: спас одно животное от смерти. - И дальше молчит многозначительно, типа прикуривает.

Мы с отцом, конечно, тут же ему ожидаемые вопросы: Что? Как? Какое животное?

И вот что он рассказал:

- Собираю, значит, я клубнику. Клубники у меня не очень много, зато больно хороша.
Да вы ж знаете мою клубнику... Копаюсь, короче, понемногу, и вдруг прямо под ноги что-то такое прямо с неба - хрясь!
Да как начало вертеться и кочевряжиться! - я с перепугу чуть в штаны не наделал. А потом смотрю - а это змейка небольшая.
Ну, со змеями я знаком с детства, я этих змей перевидал - не дай бог каждому. Я её быстренько кепкой накрыл, схватил, к глазам
поднёс и визуально иследовал. Оказалось - ужик. Небольшой совсем, сантиметров двадцать. Наверное, ястреб какой в гнездо тащил,
да и не дотащил: может, вороны напали, а может и сам растяпа, упустил.
Я кепку прищепками защемил, на велик прыгнул и отвёз ужика до речки. Там его в воду и выпустил.
Умаялся, как собака - жара-то вон какая... Три километра туда, да три обратно. Зато божьей твари жизнь спас. - И смотрит на нас гордо.

Отец мой, половину своей жизни отдавший воспитанию чужих детей, глянул на него поверх очков, потом на меня - из-под них же, и
скомандовал: Тащи, сын, весь запас. Он холодный, мы ему остыть не дадим.
И началось:

- Да ты ж ужа в холодной быстрой речке утопил, ты, змей, змей видавший... - Ага, а то я не знаю, что ужи летом специально в колодцы лезут, потому что жарко... - Да ты же убил животное, ты! - Ага, а то я не знаю, что им жарко бывает и нужно охлаждение...

Я посидел ещё пару минут, допил то, что у меня там в бутылке оставалось, распрощался с обоими и ушёл домой.
Оставив стариков наедине с их детством.

siux

Вот у нас, давно уже как-то так, случай был:

Проиграл один мужик на собственном дне рождения новые ворота - да не в карты проиграл, а на спор по-пьянке.
Выигравшие придурки зимой, ночью, сняли эти ворота с петель и потащили их в степь - ну, раз выиграли уже. А куда их ночью ещё девать-то ещё? Не оставлять же проигравшему?
А хозяин шёл, спотыкаясь, следом и подбадривал: тащите, мол, дальше, чтоб мне горше. Базара нет: если я проспорил - ворота ваши.
Моё слово твёрдо, я мужик.

А на следующее утро удачливые спорщики пришли, как водится, похмеляться туда, где вчера накушались - а там их хозяин за воротами в степь и послал. Не опохмелю, говорит, пока ворота на место не повесите.
Притащили, понятное дело, ворота назад.

Если кто ещё помнит тут кирпичные "хрущовки", то тот знает, что в самых первых из них электросчётчики
были прямо в квартирах: в несущей стене была кабельная шахта, а в каждой квартире - деревянная дверца размерами с
небольшой современный компъютерный монитор, поставленный "на попа". И как раз за этими дверцами, затылками друг к другу, находились электросчётчики смежных квартир. Из-за этого и слышимость была промеж соседей - будь здоров...

У нас механик один был, так он рассказывал однажды про двоих мужиков из своего дома, живших в таких вот смежных квартирах:

Один из них повадился прятать бутылку водки от жены в нише счётчика. Пойдёт вроде как в сортире покурить, а сам по дороге туда, в коридоре, дверцу потихонечко откроет, пятьдесят грамм хряпнет - а пузырь снова назад, на уголок кирпича.

Так вот сосед его, услышав однажды случайно шорохи и характерные звяканья из камеры счётчка, тут же сообразил, что к чему, и решил бутылку эту (то ли из озорства, то ли
из корыстных побуждений - там точно неизвестно), умыкнутъ. И полез своей малоподвижной грабкой слесаря за щитки , на чужую сторону, пытаясь осторожненько ухватить пузырь наощупь. Ну, и столкнул его, конечно же в шахту...
Пузырь, понятно, сделал громкое "бздинь" уже этажом ниже, ударившись о железный уголок низжележащего счётчика.
Хозяин пузыря, сидевший в это время в туалете буквально в полутора метрах от заветной дверцы, тут же сообразил, что произошло несчастье, в момент слетел с очка и, едва успев натянуть штаны, выскочил в коридор и рванул на себя дверь счётчика. И увидел в проёме вместо заветного фанфурика так хорошо знакомую ему по "забиванию козла" пятерню с татуировкой "коля", нанесённой на первые фаланги пальцев - застрявшую, извивающуюся и судорожно пытающуюся
улизнуть с места преступления...

Со слов нашего механика, потерпевший проявил себя как человек благородный: он не стал хватать, тащить, или ещё как-нибудь мешать соседу утянуть
нечистую руку обратно на свою территорию. Напротив, он поступил совершенно по-джентльменски: он просто гаркнул: "Коз-зёл ты, Колян!" - и захлопнул дверцу.

Правда, после этого он с соседом этим никогда уже более в домино "на пару" не играл.
А из кабельной шахты потом ещё долго несло водкой - так, что одна старушка с первого этажа даже законопатила свой счётчик ватой.

"Неверная дорога часто проходит по удивительным местам". (Из Рунета)

Красиво и жизненно сказано, чего уж там...

Со мой с самим неоднократно бывали такие случаи, особенно после пирушек.

Вот вспомнился один, совсем необычный, прямо-таки сказочный: я, восемнадцатилетний сопляк, не дошёл ночью до хаты всего-то ничего и заснул на скамейке возле подъезда.
И чую я сквозь сон - мне ухо крутят. Да больно так крутят, несомненно рабочими и узловатыми пальцами.
Разлепляю зенки - раннее утро, а надо мной стоит сосед наш, дядя Коля, и строгим голосом меня спрашивает:

- Ты где вчера нализался, засранец? Отвечай живо.

Ну, у меня винище-то ещё не всё из башки выветрилось, и я борзо буркнул в ответ что-то типа "А вам какое дело?"
Дядя Коля дал мне лёгкий подзатыльник и повторил вопрос:

- Говори сию же минуту - где пил, шмакодявка?

Тут в голове моей начало потихоньку проясняться, и я честно собрался с мыслями и ответил на поставленный старшим и авторитетным товарищем вопрос:

- В Тихоновке день рождения одного кента отмечали. Дядь Коль, вы только маме не говорите, что я на лавочке спал, а?

Дядя Коля задумался на секунду:

- Хм... В Тихоновке, говоришь..? А какой дорогой домой шёл, пьяница?
- Ну, - говорю, - наверное, как все ходят: через степь, через пустырь с "трубой", мимо третьей бани... Дядь Коль, да чего вы пристали-то?! Можно, я домой пойду? Я пить больше не буду. Я спать хочу, правда... Чего вам от меня надо-то?!

В общем, ситуация прояснилась только много позже: оказывается, дядя Коля, выйдя утром из подъезда, обнаружил меня мирно спящим на местах бабушек-соседок. Взгляд его случайно зацепился за мои грязные туфли "на платформе" и брюки-клёшь, испачканные чуть не по колено какой-то редкой в наших степях глиной. Дядя Коля, будучи скульптором-любителем, искал такую глину всю свою сознательную творческую жизнь, а тут нате: лежит себе, и сопит себе соседский бухой пацан, по щиколотки измазанный этой вожделённой глиной...

Короче: дядя Коля излазил всю тропинку от нас до Тихоновки вдоль и метров этак на сто поперёк; стращал меня разлашением тайны спанья на сидячих местах; победив корпоративный родительских дух, подкатывал ко мне с пивом, пытаясь выяснить маршрут; два раза мы с ним ходили в Тихоновку и назад ночью (оба раза я шёл впереди, пьяный, а он, не дыша, следовал за мной в паре десятков метров...)
Ничего так и не помогло: золотая глина так и осталась ненайденной...

Вот. А ещё говорят про Колумба.
Колумбу просто повезло: у него хотя бы марсовые были почти трезвы и смогли зафиксировать Кубу.

Дело было во второй половине восьмидесятых.
Помер неожиданно один наш коллега - ну, с кем не бывает...
Плохо только, что середина февраля как раз была - к тому времени в наших краях земля на кладбище обычно промерзает сантиметров этак на тридцать - сорок.
Кладбище было старое, тесное; никакой конкретной планировки на нём не было и быть не могло, и о копании могилы посредством экскаватора марки "трактор "Беларусь" и речи не было - сквозь ограды и памятники ранее упокоившимся никак невозможно было протолкнуться трактору к могиле "два в одном". (Супруга ушедшего коллеги отошла несколькими годами раньше - ну и, как всякая предусмотрительная и заботливая жена, успела и для спутника жизни место рядом с собой забронировать). В таких случаях, зимой, применялась простая и эффективная тактика: на месте будущего захоронения поджигались старые автомобильные покрышки. Они отогревали своим теплом землю, а наутро можно было уже и лопатами-ломами
последнее убежище копать.
Ну, по такому случаю выделила администрация шахты штук шесть покрышек и нас, бригаду в восемь рыл, с кирками и лопатами, в ущерб добыче.
Приехали мы вечером на место, облили покрышки всякими горючими смесями, подожгли - горят-чадят.
Приняли из рук благодарного покойницкого зятя грамм по двести, и увёз нас "пазик" по домам.

Являемся мы на следующее утро с шанцевым инструментом наизготовку - а там хрен ночевал: земля тверда и покрышек нету. Кто-то спиздил горящие покрышки, представляете?!
Пошли по следу, короче. След виден был даже с утра невооружённым глазом - покрышки волокли по снегу.
В конце волока мы обнаружили двоих мужиков бомжеватого вида, сидевших над нашими догоравшими энергоносителями со светлыми, скорбными и всепрощающими физиономиями.

Тут, ясное дело, был задан самый логичный вопрос: А не охренели ли они, чужие покрышки воровать?
На каковой вопрос и был получен смиренный ответ, типа: Мужики, мы виноваты, конечно. Да только в нашем подьезде
пять дней назад бабушка одинокакя померла, и хоронить её некому. Лежит в своей однокомнатной - спасу нет, хорошо, что зима хоть... Мы вот - соседи. Куда нам, двоим, могилку выкопать, в мерзлоте-то?
Вы уж не обесудьте, вас вон - бригада целая; а мы, как только тут управимся, так и вам поможем... За Христа ради, безвыходная же ситуация.

Ну, замялись мы, простили им по-христиански... Пошли долбить землю.
И только с утра пораньше опохмелившийся зять нашего усопшего коллеги долго не хотел успокоиться и всё орал: Да ебал я вашу безродную бабку! Почему ей можно без очереди?! Когда прекратится этот беспредел?! У меня тесть, ветеран отрасли, сутки уже на столе лежит! Я борщ на подоконнике ем!

Мы его увели в кладбищенскую сторожку, чтобы проспался...

Короче: похороны коллеги прошли успешно.
А эти два самаритянина, как позже выяснилось, просто таким образом на жизнь и вино и зарабатывали: копали загодя могилы, а потом продавали их тем, кому совсем уж было невтерпёжь.
А нас они обвели вокруг пальца и покрышками нашими топили свою халтуру абсолютно незаконно и совсем не по-христиански.

Пришлось мне как-то, в середине восьмидесятых, ехать знаменитым (в тех краях) поездом "барыга".
Маршрут Куйбышев - Оренбург. В поезде этом нет ни мягких, ни плацкартных вагонов - только "общаки".
(Мне местные объяснили, что "барыгой" поезд был назван неспроста. То есть: в багаже пассажиров на один приличный чемодан приходилось от полутора до двух десятков мешков, здоровенных сумок и накрытых сит с цыплятами)

Ну, так вот...

Суть сама: на боковых местах - два мужика. Нормальные такие, в пиджаках и с чемоданами.
В Куйбышеве ещё, когда садились, не знакомы они были.
А как проехали пару остановок, так оказались родственные души: оба играют на баяне.
Причём, правда про баян открылась только после первой пол-литры. И тут понеслось...
Баяна-то ни у одного из них, как на грех (или - слава Богу), с собой не было - а превосходство своё показать хотелось обоим, хоть лопни.
И пошло дело.
"А Вы как про "Славянку" играете?, - орёт, допустим, один, - Вы неправильно играете! Надо вот так!" - и пальцами так в воздухе мельтешит, как будто сороконожек с себя обирает. А другой ему в ответ: "Да ни хуя! Так вот надо!" - и ещё красивше показывает. (Братки девяностых удавились бы за такую распальцовку, ей-богу).
Люди в поезде привыкшие, всем пофиг - главное, не дерутся и других не трогают.
Прослушав до конца "Славянку", я вышел покурить в тамбур. (Кстати, стоять в тамбуре последнего вагона, неторопливо курить и смотреть на убегающие шпалы - это нечто особенное. В такие минуты особенно отчётливо понимаешь, что это не ты едешь, а тебя везут.
И довезут или нет - это тоже не от тебя зависит... Полная свобода духа и единение с нескончаемым, короче).

Когда я вернулся в вагон на своё место, то один из этих двоих, подмыкивыя себе под нос, уже беззвучно играл на своём чемодане вальс "На сопках Мачжурии", а другой держал в сложенной из музыкальных пальцев руке стакан и пристально наблюдал за игрой, при этом ехидно, презрительно и несколько свысока ухмыляясь.

Ладно...
Подъехали к Гамалеевке, там "барыга" целых пять минут стоит.
Все курящие - и я тоже - высыпали на перрон. Двое музыкантов также решили подышать воздухом.
И тут - вот оно: какое-то местное чудо в обтёрханном пиджачке, в заправленных в сапоги брюках-клёш,
стоит и растрандыривает, прямо на перроне растягивая хриплые меха, знаменитую штуку про букет и велосипед.
Что он там делал - встречал, провожал - неизвестно.

Эти двое как его увидели - мандец. Ломанулись к нему, как Ростропович к скрипке.
"Дайте мне, пожалуйста, на минутку инструмент, я покажу этому мудаку, как на баяне играть надо!"
А другой - то же самое, но про свои преимущества.

Мужичок этот сначала струхнул - понятное дело, доебались двое пьяных -
а потом быстро сообразил, что к чему.
А сообразив, повёл презрительно плечом, поправляя ремень своего инструмента, и сказал культурно:

- Мужчины, у меня вообще - гармонь.

...Когда "барыга" поехал дальше, в вагоне было тихо. Только щёлкали на стыках колёса, да изредка попискивали чьи-то дети.
Музыканты смотрели на проплзающие мимо лесопосадки и молчали.

А ещё через час я сошёл в Барабановке...

Вспомнил что-то я, как мы с дядькой моим троюродным, Сашкой, курить начинали...

Сашка был на два года моложе меня (так с троюродными иногда случается), но оторва - с ума сойти.
Это я сейчас так думаю; а тогда мне нормально с ним было.

Дело было так:
В очередной мой приезд на хутор на летние каникулы (лет десять мне было, или одиннадцать) решили мы с Сашкой начать курить. Все кругом курят - одни мы не курим. Непорядок.
Пробовать начали, втихаря собирая "бычки" вокруг да около хуторского клуба.
Через три дня собираний с угрозой попалиться Сашка сказал что-то вроде: Нунах. Не дело это. Надо пачку раздобыть.
Сказано - сделано: Сашка спиздил пачку "Памира" у отца, с шифоньера.

На следующий день мы курили на рыбалке, как короли - весь день не прекращая. Перерывы делали, только чтобы проблеваться.
(Как прав был М.Твен!)
Но! Нюанс: отец Сашкин, хоть и был простым конюхом-пастухом, любившим выпить под гармошку - а до конца месяца и до тридцати считать всё-таки не разучился. И вечером, когда мы вернулись домой, Сашке вломили таких ремнюлей - я думаю, ему мало не показалось... Меня не трогали, как гостя из большого города с дипломатической неприкосновенностью.

На следующий день, посасывая очередной подобранный около клуба хабарик, Сашка сказал мне: Не понимаю я этих взрослых.
Мне мамка в том месяце сказала, чтоб я консерву-гусиную печёнку не трогал, которая в холодильнике лежит. А я её всё равно сожрал с хлебом...
Так они меня просто поругали, и всё. А она рубль стоит; а сраный "Памир" - всего десять копеек. А за него всю жопу исполосовали...
- Ну, и что делать будем? - спросил я. - Бросать?
- Нет, - сказал Сашка, - бросать трудно уже, если втянулся. Надо добыть так, чтобы не узнали.

Следующим утром мы, захватив бидончик для керосина, пошли в хуторской магазинчик, который работал ежедневно часа два-три.
Зайдя, Сашка сразу затарахтел что-то типа: баб Ксюнь, мамка вчёра велела сегодня керосину купить, а сама на дойку ушла, а денег на приступочке не оставила, а нам кероисин нужен, потому что керогаз пустой и вечером жрать холодное как-то некомильфо. Ты мне налей пока бидончик, а я завтра деньги принесу.
(Керогазом и русской печью тогда все там, в основном, и пользовались - газо- и электроплиты появились в деревне много позже, после постыдной смычки с городом)...
Короче: пока баб Ксюня ходила в кладовку отливать в бидончик керосин, Сашка перелез через прилавок и спиздил с полки две пачки "Беломора"...
Керосин мы вылили в колхозный пруд, чтобы с ним не спалиться...
В тот день мы курили на рыбалке, как императоры - "Беломор". (Кто не знает: "Памир" и "Приму" завозили раз или два в месяц; а "Беломор" стоил целых двадцать две копейки и был доступен по цене лишь председателю колхоза и некоторым бригадирам отделений).

Ещё через день Сашку пиздили уже за якобы купленный керосин.
Его пытали, как Павлика Морозова. На вопросы типа: куда дел керосин?! Бомбу готовишь?! - он отвечал твёрдо и неизменно одно: не-брал не-видел, бабка Ксенья врёт, она старая и у неё помутнение в голове, спросите хоть Витьку.
Меня конкретно спрашивать опасались, потому что через два дня за мной должна была приехать моя мама.
Поэтому я врал вместе, внутренне содрогаясь.

Ещё на следующиЙ день, когда мы, наказанные невыходом с подворья вплоть до моего отбытия, прокравшись в сад, обирали несозревшую вишню, я спросил Сашку:
- Больно было?
На что он мне ответил:
- Хуйня. Главное, что про "Беломор" никто не догадался. У нас ещё пачка осталась.
Ты на следующий год приезжай, я её не трону - вместе выкурим...

siux

Я сегодня стал добровольным участником уличного спектакля.
Честное слово, давно я уже так не развлекался в реальной жизни, поддерживая талантливую игру главных актёров умелым подыгрыванием. Это вам не здесь и тут.

Дело было так: на крытой стоянке около супермаркета, когда я шёл сдавать пустые бутылки, меня ненавязчиво и без единого звука, одним вежливым жестом, остановил мужичок самого что ни на есть цыгано-румынского вида - чёрный, маленький и толстый - и молча протянул мне открытую папку и авторучку. Рядом отирался ещё один точно такой же...

Тут нужно сделать отступление и сказать, что у нас на улицах тебя частенько могут остановить какие-нибудь люди и, тряся жестяной кружкой с мелочью и непрерывно при этом тараторя, попробовать вытянуть из тебя пожертвование на что угодно - от помощи в организации нового монашеского ордена до реставрации знаменитого Пятигорского Провала.

Обычно я в таких случаях в разговор не вступаю - мотну, бывало, отрицательно головой, да и удалюсь восвояси.
Но тут мне понравился сам молчаливый подход к делу, и я заинтересовался: взял в руки папку и прочёл в ней напечатанное. Там, на титульном листе, большими и красивыми буквами, без единой ошибки, было напечатано приблизительно следующее: Мы, сборище глухонемых этого государства, хотим открыть в соседнем райцентре филиал нашего общества. Помогите, пожалуйста, чем можете.
А дальше был подколот "лист номер1" с реестром уже якобы собранных пожертвований. Всё, как положено: графы с фамилиями, почтовыми индексами, росписями и суммами внесённых бабок. Всё - разными почерками; но я сразу же обратил внимание на то, что, если судить по индексам, то сегодня, как нарочно, в нашу захолустную дыру съехались лохи со всей страны - такой там был территориальный разброс нарисован. И суммы, там проставленные, тоже внушали уважение - от пятёрки и до пятидесяти тугриков. Это вам не медяки в кружке. Ну и, пню понятно: ребята не могут связать на местном языке и двух слов, а вот поди ж ты - выкручиваются же всё-таки.

Короче, мне идея пришлась по душе, и я решил поддержать недремлющую мысль потомков героев О,Генри - дать им пятёрочку за оригинальность и основательность в подготовке.
Полез в кошелёк - а там меньше двадцатки купюры нет. Достаю, а глухонемой марку круто держит - даже глаза не заблестели от вожделения. Профи, одним словом. И лапку к деньгам тянет. Я ему пятерню растопыренную показал - пятёрку, мол, больше не дам. Сдачу, мол, давай. Тот - в карман, вытаскивает червонец: нету больше сдачи, давай червонец. Я ему показываю - нет, только пятёрку. Тот башкой закрутил, заоглядывался - а второй несчастный инвалид, придурок этакий, как раз слинял куда-то. Этот аж запыхтел от злости, я уж думал - всё. Щас скажет чё-нить, и рассыплется сказка, как карточный домик... Но нет, сдержался он. Профи - он и есть профи.

Ну, я рукой махнул, деньги в кошелёк спрятал, да и пошёл себе дальше - посуду сдавать.
А там, в приёмном пункте, по случаю субботнего наплыва, небольшая очередь образовалась, человек пять. Только это я в хвост пристроился - дёргает меня кто-то сзади за рукав.
Оборачиваюсь - стоит, красавец. И в руке у него - три раза по пять тугриков. Ну, я их себе забрал, а ему отдал двадцатку - заслужил, хера ль там говорить.
Ну, отдал, да и снова отвернулся - пьеса окончена, чего уж там.

А вот фигу - снова он меня за рукав дёргает!
Оборачиваюсь вторично - а он мне папочку с авторучкой протягивает!
Ей-богу, я аж умилился... Давай, говорю, сюда твой список.
И вписал честно туда свою фамилию, индекс, дату проставил и внесённую сумму.
Очередь смотрела на меня, как на ненормального.
Вернул я ему папку; он поблагодарил меня лёгким наклоном головы, а я показал ему большой палец: так держать!

Но и это ещё не всё: нашёл я в магазине свою жену в отделе тортов и рассказал ей всю эту историю. Она, конечно, поименовала меня идиотом.
А потом, когда уже мы закупились-загрузились и выезжали со стоянки, смотрю - чимчикует продолжатель дела Паниковского как раз впереди нас, вдоль ряда машин - очередную сострадательную душу ищет.
Я, плотоядно ухмыляясь, подкрался к нему сзади черепашьим шагом, да и бибикнул во весь голос немецкого автопрома - чтобы за жениного "идиота" не так обидно было..
И что вы думаете? Даже не обернулся. Только с шага немного сбился от неожиданности. Профи - он профи и есть.
Ну, я, поравнявшись с ним, ещё раз показал большой палец - и мы уехали домой...

Мне недавно рассказали про мужика, который по субботам из дома в баню уходил.
Как положено уходил: к одиннадцати утра и с торчащим из угла портфеля веником.
И возвращался тоже по правилам: и сам распаренный и уставший, и веник мятными или эвкалиптовыми каплями пахнет.
Но жена его начала своим женским нутром что-то как-то и почему-то подозревать, а потому однажды тайком пересчитала листочки на венике как до ухода мужа в баню, так и после возвращения последнего из последней. И ужаснулась: количество листочков было абсолютно одинаковым. Веником не парились!

В следующую же субботу она "пасла" своего благоверного вплоть до вхождения того в подъезд дома, находящегося в двух кварталах от их собственного.
Мало того - ангел-хранитель всех ревнивиц даже подсобил ей проникнуть в вышеозначенный подъезд буквально следом за неверным без скрипа дверных петель и пружин и позволил ступать беззвучно, не сопя негодованием и не цакая оттопыренными назад каблуками сапог-чулков.

После того, как за мужем захлопнулась гостепреимно открывшаяся и явно не дожидавшаяся стука дверь, хитромудрая страдалица выждала ещё целых
двадцать минут и только после этого позвонила сама.
На вопрос грудным женским голосом "Ктоу-у там?" она интуитивно пискнула: "Горгаз! У вас утечка!" - и была впущена в квартиру особой в даже не то что небрежно запахнутом, а, скорее, в впопыхах захапнутом халате.

Тут же ломанувшись на кухню, она обнаружила там, в стоявшем на табуретке эмалированном тазике, наполненном мятным кипятком, преющий и набухающий банными запахами такой до боли знакомый веник.

Ну, дальше не интерсено и вовсе: грубый русский мат тонкими девичьими голосами, оскорбления дорогого иностранного макияжа действиями и мужественное молчание из спальни.

В милиции на вопрос: "А зачем же Вы ждали целых двадцать минут? Почему сразу не позвонили?" обманутая отвечала - Ага, сразу. Надо было время им дать.
Я хотела, чтобы неопровержимые доказательства, а то бы отбрехались. Венику минимум четверть часа нужно, чтобы хорошенько распариться. Я-то сама из деревни ведь, знаю...

Когда мне было семнадцать лет, к нам в школу пришли люди из весьма серьёзного и специального управления.
Они ментально щупали нас, молодёжь, на предмет выяснения возможной профпригодности.

Что самое интересное - я прошёл первые тесты "на ура".
А потом, при серьёзном уже собеседовании, провалился...

Дело было так:

Я сидел в кабинете перед двумя сурового вида мужиками, которые задавали мне невинные с виду вопросы.
Я отвечал, как мне казалось, политически вполне так ничего себе и даже блистал эрудицией, где только мог.

Я уже был уверен, что меня непременно примут, и через три, максимум - четыре года обучения я буду рассекать по какой-нибудь Бразилии в белых штанах и нарукавниках из двух блондинок.

Фиг там...

Меня попросили выйти в коридор. А там уже, в коридоре, как потом оказалось, меня и поджидал главный экзамен в лице одетого в полную форму майора. Майор этот, мужик лет сорока, встретил меня вполне приветливо и сказал, что сейчас будет главный тест - на визуальную память. И спросил, что я видел во время всего собеседования в правом углу кабинета. Я ни хрена не помнил, потому что всё время смотрел в левый угол.
Тогда он спросил: что я видел в левом?

Это я помнил хорошо, потому что в левом углу сидела девушка - чистый персик (я только на неё всё время и пялился - до того была хороша!) и стучала пальчиками по пишущей машинке.

Ну, я ответил служаке, что в левом углу сидела дактилостукачка.
Он меня переспросил: Кто, мол, сидел? Тогда я собрался с мыслями и сказал, что там сидела машиннописица.

Майор сдвинул фуражку на затылок, тихонько выдохнул открытым ртом и, развернув меня на сто восемдесят градусов своими железными руками, тихонько поддал коленом в зад и сказал: Иди, сынок.

И я пошёл. Пройдя пару метров, я обернулся испросил: Товарищ майор, это из-за моей фамилии?
И он ответил мне: Да. Иди, сынок, иди...

Вот так я и не стал Кимом Филби.

Чё-то я вспомнил случай, произошедший с одним человеком в начале девяностых.

Мужик он был очень головастый по части электро- и радиотехники, всё время что-то мастерил,
заваривал и тащил с родного предприятия.
И вот заделал он как-то себе ворота, как в американских фильмах: такие, короче, которые от
нажатия кнопки на крыльце или на столбике перед въездом, туда-сюда вдоль забора ездят - открываются, значит, и закрываются.
Мол - буду на машине заезжать-выезжать, вылазить даже не надо. На столбике ещё и под ключ сделал, чтобы детвора не баловалась.
Ну, и выдрыгнуться перед соседями тоже - куда ж без этого...
И при первых же испытаниях произошёл казус: врубил он элекрчество - ворота пошли. Открылись, значит. Только он
там где-то при сборке системы в релюшках и концевых напортачил и ворота, доехав до упора, тут же поехали назад.

А это уже было не хорошо, потому что в самом начале обратного пути чёртовы ворота зацепились каким-то штырём за цепь дремавшей
в тени своей будки сучки. Ну, и выдрали эту сучку из сна вместе с будкой и утащили их метра на три.
Но это тоже ещё не всё, потому что с этого момента и началось самое интересное: доехав до положения "закрыто", ворота не остановились
и попёрлись назад со всем составом. И пошло-поехало: туда-сюда, туда-сюда...

Зрелище, говорят, было ещё то: обезумевшая от испуга и визшавшая так, как будто её режут, сучка моталась за воротами на коротком
поводке; следом, с несколько меньшей амплитудой, елозила будка; а вокруг всей этой подвижной композиции скакал охреневший
изобретатель, от растерянности пытавшийся совковой лопатой придавить к земле поочерёдно то суку, то будку, чтобы таким образом
остановить вышедшие из-под контроля ворота.
Прошло, наверное, не менее минуты, пока он не пришёл в себя и не сообразил отключить энергию...

Ворота он, вроде, позже сделал, как нужно. А вот собака с ним ещё долго не общалась - она два дня не вылазила из будки.
А потом, когда, наконец, решилась, то не подходила больше ни к забору, ни к воротам: так, тявкала на прохожих с
приличной дистанции, и всё.

А вот непереложный факт: есть в Тихом Окияне атолл один.
И нашли там рядом, на дне, французы какой-то ценный минерал.
Хотят разрабатывать - а король государства упёрся. Требует для себя и
своего народа постройки дорог и обеспечения автомобилями всего населения
(тыщь пять, что ли... населения-то...)

Ну, франзузы согласились: построили окружную, с мостом через перешеек
лагуны, двухполоску.
Мало того: каждый бананоимущий семьянин получил прекрасную французскую
машину, а члены совета вождя - вообще "мереседесы".
И что вы думаете? - Начали они, подлюги, биться. Лоб в лоб. Что ни день-
так смерть в лагуне.
Захныкал король и пошёл к французам - помогите, мол. Теряю, мол,
подданных, кажный день по десять штук - не много у меня их осталось...
Поскребли французы затылки, да и решили проблему чисто европейским
методом: заделали папуасам вместо нормальной дороги двухполосный автобан
по часовой стрелке.
Хера ль там той окружности - двадацать километров всего.
И действует всё просто: каждый водитель, выезжая со двора, должен
обязательно повернуть направо.
Хоть и собирался в гости к соседу, живущему в двухстах метрах слева.
И вот хоть верьте, хоть нет - а возымело такое вот новшество действие:
ведь догнать кого-нибудь и долбануть в корму намного сложнее, чем
влупить ему на встречке...

В начале восьмидесятых было.

Поехали ночью лампочки в фонарях менять. Ночью - потому что днём
движение; ну и лампочки ночью лучше видно, которые не горят.
Поехали втроём, как положено: я - электрик-практикант, наставник мой -
Моисеич, и Колян - водитель и управитель автоподъёмника.
Смотрим - на мосту фонарь не горит. Конфигурация фонаря - буква "Г".
Модель - та же самая. Как бы то ни было, а менять-чинить надо.
Подогнал Колян свою таратайку под рабочий орган электрического
осветителя, смотрим - а Моисеич, как всегда и в любую смену - ну никакой
уже: спит, как насосавшийся ребёнок. От него, если он в таком состоянии,
даже если его и разбудить, то кроме слюней через губу и пожелания "взять
ещё" ничего не дождёшься.
Колян говорит:
- Лезь сам, Антоха. Видишь - Моисеич спит? Лезь один. Чё ты, лампочку не
заменишь?
А я думаю: и действительно, чё я - лампочку не заменю? Да я их десять,
блин, заменю! Ну, и полез...
Поднял меня Колян на должную высоту; зацепился я, как предписано
инструкцией по ТБ, внахлёст, карабином монтажного пояса за поперечину
этой "Г"- загогулины, и вот даже ещё отвёртку достать не успел - чую,
пошла подо мной платформа вниз. Пошла вниз, падла, и остановилась только
там, внизу.
В пазу для транспортировки. Колян прыгает вокруг, матерится на какой-то
пробитый шланг, а я про себя думаю: пропитый, блять.
Всем известно, что они с Моисеичем в садоводческих товариществах по
гидравлике и насосам калымят.
Ладно... Я-то - висю! На поясе подмышками. Колян побегал-побегал,
поохал-поохал, да и говорит:
- Потерпи, Антоха. Мы счас с Моисеичем, - из открытого окна кабины
доносился храп Моисеича, - быстро сгоняем до базы, шланг заменим и тебя
с фонаря снимем.
Ты главно не ссы, держись. Тут делов-то всего на полчаса.
Прыгнул он в кабину, и угазовали они с Моисеичем на срочный ремонт...
А я висю... Сначала страшно было, а потом подумал: хера ль мне будет?
Пояс надёжный, фонарь новый, я в каске. Тут же вид на реку с лунной
дорожкой.
Я б даже и закурил, да сигареты во внутреннем кармане рубашки поясом
прижало. Даже песенку какую-то себе под нос мурлыкать начал было.
А потом меня лёгким утренним бризом потихоньку развернуло в другую
сторону дороги, и стало мне не до пения: издалека, по прямой на мост,
приближались фары.
Через минуту я различил отдалённый рёв дизельного мотора, а ещё через
пять секунд понял: идёт "фура".
И вот тут мне впервые в жизни пригодилась школьная арифметика: фонарь -
шесть с метров, пояс - полтора, я с подмышек - полтора, а "фура" - все
три с половиной...
Как я поджимался - это, наверно, со стороны видеть надо было.
Ну, шофёр меня тоже за пару десятков метров увидел; да такую ж дуру
остановить не просто. Пролетела эта коробка в нескольких сантиметрах от
моей жопы - да и то только потому, что я в последний момент живот
втянул.
Остановился он метрах в двадцати, вылез из кабины.(Крутой, кстати,
мужик. Другой, увидев такое на столбе, чесал бы до самого Улан-Батора
без остановки)...
Так вот, вылез он и направился в мою сторону. Решительно и не
задумываясь. А я висю под тёмным фонарём и молчу - не опомнился ещё. А
подо мной зловеще блестит в свете луны лужа масла.
Подошёл он поближе, остановился, задрав вверх голову - при виде такого
зрелища, видно, и его ступор взял - и начал машинально хлопать себя по
карманам, сигареты искать.
А на меня в этот самый момент, похоже, подействовали, наконец, "Агдам" с
адриналином и я, хрен знает с какого такого, для самого себя неожиданно,
сказал громко и отчётливо:
- На мосту остановка запрещена.
Он аж подпрыгнул и присел одновременно - не ожидал, да...
Ну, потом разобрались, что к чему. Он подогнал свою кибитку задом ко мне
поближе и включил "аварийку". Разговаривали, хохотали.
А ещё через полчаса за мной приехал Колян с отремонтированной
гидравликой и так и не проснувшимся Моисеичем...

Вчера возле торгового центра видел:

Полицейский неторопясь записывает в книжечку номера машины,
припаркованной на месте для инвалидов: под лобовым стеклом нет бумажки,
подтверждающей, что машина принадлежит инвалиду.
Из-за угла выворачивает молодая и симпатичная девушка с двумя большими
сумками, видит такую картину - и к нему бегом. Причём - сильно
прихрамывая.
Я-то стоял поначалу поотдаль, курил себе, а тут же интересно стало -
приблизился, небрежно посвистывая и с таким видом, как будто
происходящее меня не сильно интересует и я тут просто мимо прогуливаюсь.
(Впрочем, так оно и было) Успел услышать только конец разговора.

Полицейский:

- Гражданка, не нужно забывать оставлять удостоверение инвалида на виду.
В этот раз вам повезло.

Девушка, возмущённо:

- Что?! да как вы смеете меня инвалидом обзывать?! Ну и что, что
хромаю?! Это у меня вот только что каблук сломался...

Ну, и выписал ей полицейский тут же штраф на уже официальном бланке.
Хоть она и пыталась использовать обычные в таких случаях отговорки: мол,
да я на две минуты, да я быстро и т. д.

Идя домой ночной порой
Не верьте фонарям:
Их пресловутый строгий строй
Лишь днём бывает прям.

Вчерашняя история Владимира Николаевича заствила меня вспомнить уже
давно, казалось бы, забытое.

Детское кино - штука та ещё.
Если кто помнит фильм "Золото Макены", то вот это была вещь - так вещь,
я вам скажу.
Классе в первом-втором мы с Серёгой тогда были, что ли. И вот прошёл по
всем районным подвалам и чердакам ( и по песочницам, по-моему, тоже)
слух, что в этом кино тётьку голую показывают. Очевидцы рассказывали:
"Она там купается, а потом, когда из воды вылазиит - вся голая!"
(Я, между прочим, до сих пор считаю, что все самые изощрённейшие
современные рекламные компании по сравненю с такой вот простецкой- фуфло
полное) Как было не пойти и не посмотреть? Никак.

Фильм был "про индейцев", и возрастных ограничений к просмотру, вроде
как, не было.
На следующий же после возникновения слухов день мы с Серёгой прибежали
на "сеанс" (14-00, после школы) Зал был набит, как на выступлении
ансамбля песни и пляски МВД на малолетней зоне - битком. В основном
присутствовали ценители кино приблизительно нашего возраста, потому что
старшеклассники учились во вторую смену.
А была тогда у детишек мода - не смотреть кино или мультфильмы с "мест",
а залазить прямо на сцену перед экраном и зырить таким вот образом: мол,
чем ближе - тем лучше видно. Недостатком такой позиции было то, что для
того, чтобы следить за происходящим на экране, нужно было крутить
головой, как зрителям на теннисном матче. Но это были уже мелочи -
главное, всё поближе рассмотреть.
Ну, и мы с Серёгой залезли на сцену и отвоевали самые козырные места -
прямо посередине. (Многие из присутствовавших знали Серёгу визуально и
понаслышке, а некоторые были знакомы и на осязательно-страдательном
уровне, так что спорить с нами никто не стал)

И вот - началось. Сидим, смотрим.
Подходит решающий момент - Она купается... Она подгребает к берегу... В
зале - тишина... и... Она, спиной к зрителям, вылази-ит! Голая!
Скажу сразу: с тех самых пор я начал задумываться о том, что
расталкивание локтями ближних своих не всегда ведёт к успеху.
Задрав головы и вытянув шеи, непроизвольно сглатывая от неожиданности,
мы с Серым смотрели на нечто непонятное, которое тёмной, огромной и
размытой полосой маячило прямо перед нашими носами. Слава аллаху,
длилось это всего лишь в течении двух-трёх секунд (киномеханику ж тоже
надо было сделать вырезку в свою коллекцию, я так понимаю...) Скажу так:
это был шок. И - обида на судьбу за неоправдавшиеся ожидания.
Подумать только: сидевшие по обе стороны от нас салабоны увидели хотя бы
одну половину прекрасного - кто левую, кто правую...
А мы, получается - только самую его середину...

Разочарование было сильное, конечно. Мы, естесственно, на следующий день
посмотрели этот фильм уже из зала и увидели всё, о чём мечтали накануне.
Но ощущения новизны как-то всё-таки не было.

А я сегодня проводил эксперимент: играл в шахматы с роботом.
Результат неутешительный: человечеству, похоже, приходит хана,
потому что машины втихаря обзавелись таки разумом и, самое страшное,
способностью мыслить действительно логически и совершенно по-людски. И
даже психовать.

Дело было так: я всегда играл белыми. (Сразу оговорюсь, что шахматист из
меня никакой. Так, фигурки двигать могу, и всё. Но я посчитал, что для
поставленных мною мне же самому целей, т. е. вывести кибернетику на
чистую воду, это должно быть непринципиально. Как показало дальнейшее, я
оказался абсолютно прав)

Так вот, каждую партию я начинал одинаково ("гроссместер пошёл "Е2" -
"Е4") с одной единственной целью: поставить железяке т. н. "детский" мат
в три хода.
Как только железяка начинала грамотно обороняться, я, прикидываясь
совершенно уж самым тупым из всех сапиенсов, начинал, в свою очередь,
делать абсолютно дурацкие ходы, сдавая фигуры одну за одной, чтобы
побыстрее закончить партию и начать всё сначала.
Робот выпендривался и притворялся, как мог. На протяжении первых семи
партий он ни разу не повторился в первых трёх ходах, как бы давая мне
понять, что, мол, гляди сюда, мягкотелый, учись, как оно надо и как оно
может быть отбито и не тупи со своим "детским" матом. Я прямо
чувствовал, как он кипит от злости.
Но я не поддавался.

На втором этапе (восьмая - одиннадцатая партии) он сам начал ходить как
попало и чем попало, надеясь, наверное, что даже такая тупая скотина,
как я, соблазнится широко открывавшимися ей очевидными возможностя и
закончит партию с разгромным счётом в свою пользу. И, наконец, отстанет
от него нахер.
(Кстати, это неоднозначно указывало на то, что он абсолютно точно
понимал, чего я хочу добиться). Но я не поддавался, потому что мне нужен
был только и исключительно "детский" мат. И ему пришлось выиграть ещё
четыре раза.

После этого он закрыл игровое окошко. Решил, наверное, не связываться с
придурком, притворившись поломанным.
Я зашёл на сайт снова. На расставленные в готовности фигурки.
Робот предложил выбрать, какими я буду играть - чёрными или белыми? Я
выбрал белые. И вот тут-то, после первых моих двух ходов, он и
"проколося"!
Этот гад опять закрылся! Вы понимаете, что это означает?! Он меня УЗНАЛ!
Он просто психанул и не выдержал. Совершенно ПО-ЧЕЛОВЕЧЕСКИ не выдержал!
Но я не сдавался и зашёл на сайт снова. Ситуация повторялась ещё три
раза: после первых двух ходов он захлопывал ставни. Но не того он напал.

В четвёртый раз он, очевивидно, утомлённый моей настойчивостью,
совершенно безразлично скакал ферзевой лошадью вперёд-назад, мне
абсолютно не мешая.
Делал он это совершенно как человек, который хочет, чтобы от него,
наконец, отвязались. И я, наконец, поставил ему "детский мат" в три
хода.

Так вот вывод: эти, что в проводах сидят, уже давно разумны, обладают
собственным интеллектом и способны на эмоции.
А это опасно.

Приехали мать с отцом к сыну. В отпуск. На самый что ни на есть на
Запад. (Сын там с семьёй жил - по контракту в каком-то концерне
подрабатывал) Выходные прошли - сын с женой на работу ушли. Оставили
план-схему на бумажке - мол, прошвырнитесь, если захочется. Если дома
сидеть наскучит.
Тут - магазин; тут - лебеди в пруду; тут, папенька - пивбар. Вам,
маменька, оставляем каталог шмоток, доставляемых на дом.
И пошла немолодая пара по маршруту. Первым делом - магазин. Походили,
посмотрели. Подкупили креветок для спагетти, то, сё...
На самой уже кассе супружница супругу громко шепчет: Глянь, Вова!
Антиникотиновый пластырь! И недорого совсем! Ты ж курить бросать
собрался?
Ну?! Вот и предлог!
А мужик и сам, взаправду, не на шутку собирался бросить дурную привычку
- курить.
Купили, в общем, с десяток упаковок пластыря.
Пришли, следуя плану, домой - мужик тут же одну прилипалку на плечо и
присобачил. Полегчало ему - нет слов. Ходил гордо, независимо, и курить
абсолютно не хотелось.
До самого вечера - пока сын со снохой с работы не вернулись.
Поужинали они все вместе, а потом сын говорит: После вкусного обеда, по
закону Архимеда - надо закурить. Пошли, батя, на балкон.
А батя отвечает: А я бросаю. Во! - и, оттянув отворот рубашки,
показывает пластырь. Я, сына, весь день не курил - и не тянет вообще!
Вот ведь вещь, а?!
Я сам, если б кто мне рассказал - ни за что не поверил бы, что так
быстро помогает. Умеют тут у вас без обмана, по-честному, как к людям...
Сын пригляделся к чудо-пластырю и говорит: Папа, ты никому не
рассказывай... Пока домой не приедешь. И я не буду - честно. Ни тут, ни
там.
Это, папа, просто маленькая наклейка. Видишь, сигарета в красном кружке
красной же чертой перечёркнута? Прилепляется в местах, где запрещено
курить: в лифтах, на дверях и так далее... Полкопейки штучка...

Вот такие дела случаются.
Мужик этот, мой хороший знакомый, по сю пору бухтит иногда: мол, если б
не Серёжка - давно бы я уже курить бросил...

Вот вчерашняя история про парашютистку и её "промежность" мне напомнила
рассказ одного знакомого, в молодости записавшегося на парашютный спорт.

Был он пацаном маленького роста, щупленьким таким заморышем. Но, как
показали дальнейшие события, с характером.
Когда он пришёл в секцию записываться, там ржали все: у парашютистов,
оказывается, есть нормы минимального веса тела, подвешиваемого к
парашюту. Пятьдесят, что ли, килограммм. А у него - сорок восемь с
половиной. Ему так и сказали: твоей, мол, бараньей массы не хватит для
раскрытия парашюта никак. Не говоря уже о наполнении купола. Но он
все же как-то уговорил тренеров-инструкторов, чтобы взяли его. Пока,
мол, теория, да прыжки с вышки, да прочие тренировки - время пройдёт; а
там я сала наем, я ж молодой, я ж расту ещё... Очень уж он хотел быть в
армии десантником - насмотрелся тогдашних фильмов про ВДВ.
В общем, пошли ему навстречу - приняли в секцию.
По его словам, был он на всех тренировках не в числе последних;
инструктора иногда даже ставили его всем остальным в пример.
Питался усиленно, действительно "наел" с полкило мускулов - а всё ж до
нормы не дотягивал немного.
Как бы то ни было, а подошло время первого настоящего прыжка. Инструктор
так и сказал ему: "Ты, друг, без взвешивания даже и не мечтай ни о чём.
Есть правила; первый прыжок - не шутка, и я ещё на свободе пожить хочу".
Ну, что было парню делать?
Перед взвешиванием выдул он, одну за другой, шесть бутылок лимонада
"Дюшес". Еле-еле - так он рассказывал - влезло.
Прошёл взвешивание - норму даже превысил чуть-чуть.
А дальше начался сущий кошмар: пока - парашюты; пока - самолёт; пока
взлетели, пока высоту набрали...
Инструктор, говорит, мне что-то перед прыжком толкует, а у меня так на
пузырь давит, что аж в глазах булькает. Не помню, говорит, как из
самолёта сиганул.
Первый раз обоссался ещё в воздухе.
Второй раз - уже на земле, пока парашют усмирял...
А в остальном, говорит, в общем, всё было, как и ожидал от первого
прыжка: состояние - эйфория напополам с облегчением.
Выстроли, мол, нас после, когда все отпрыгались - а у меня "промежность"
до самых ботинок мокрая. Ну, ржали, конечно...
Я - рассказывает - и не пытался даже обьяснить, что к чему. Боялся, что
из секции за обман выгонят...
Да ещё и то меня немного успокоило, что ржали не над одним мной: в строю
оказался ещё один с мокрой "промежностью" - здоровый
восьмидесятикилограммовый бугай...

Сегодня стоял на балконе, курил и наблюдал за ребятишками - девочками и
мальчиками лет шести-восьми, которые возились в песочнице.
Одного из мальчишек окликнули из окошка на первом этаже и он с досадой
прокричал в ответ: "Бабушка, мы как раз клад выкапываем!"
Ей-богу, я умилился: не всё в этом мире уже испорчено интернетом;
остались ещё романтики.

И вспомнилось мне, как мы - я, Серёга и сестрёнка его младшая, Нинка -
играли на чердаке "в докторов". Ничего "такого" - мы действительно почти
спасли-таки жизнь одного живого существа.
Дело было так: Полезли мы с Серёгой как-то в воскреный день утром на
чердак нашей пятиэтажки - разумеется, именно потому полезли, что лазить
нам туда строго-настрого воспрещалось. Ну, и ещё потому, что у нас там,
в самом торце, был "штаб" - укромный такой закуток, в котором стоял
чей-то старый сундук с барахлом и было слуховое окно, открывавшее вид на
крышу соседнего дома. Там можно было играть в пиратов и Чапаева;
рассказывать друг другу разные истории и вообще - фантазировать. И вот
только мы подошли к нашему штабу, как вдруг в окно со страшной скоростью
влетает какой-то серый комок, со всего разлёта врезается в один из
столбов подпорки и падает на сундук.
Смотрим - а это воробей. Лежит на сундуке кверху жопой и не шевелится -
видать, здорово вписался. Глазки закатил, клюв как-то кособоко приоткрыт
и только одна лапка конвульсивно подёргивается. От кого уж он там на
таких скоростях удирал - неизвестно.
Ну, у Серёги (тут надо заметить, что он старше меня на целый год был и
намного авторитетнее и головастее) реакция всегда была будь здоров. Он
тут же этого воробья - хвать. А тот только-только, видать, потихоньку от
аварии в себя приходить начинает - задышал неровно и, вроде как,
зашевелился. А лапка одна так и не подаёт признаков жизни - висит, что
называется, плетью. Тут Серёга и говорит:
- У него правая нога поломатая.
- Сдохнет? - спросил я.
- Если перелом вылечить - не сдохнет. Потому что от сердца далеко. -
говорит Серёга. - Гипс наложить надо. Ну-ка, держи его - я счас.
Я взял воробья в руки покрепче, ничуть не удивляясь тому, что сказал
Серёга: его отец был скульптором-любителем, так что Серый вполне мог
обращаться с гипсом и глиной и даже сам лепил, бывало, таких глиняных
солдатиков - закачаешься.
Минут через пять возвращается Серёга со всеми необходимыми для операции
причиндалами: гипсовым порошком, баночкой из-под вазелина, папашкиным
долотом для обработки камня и литровой банкой воды. А следом тащится его
младшая сестра Нинка с куском хлеба в руке.
- Ты зачем её с собой притащил? - спрашиваю. - Сдаст ведь.
- Не сдаст, я ей пять копеек на мороженое пообещал. А то она сандаль
давать не хотела - говорила, что будет орать, если я её с собой не
возьму. Ты не ссы, я всё предусмотрел, - говорит.
- На фиг сандаль-то?!- спрашиваю я.
- А воробья фиксировать. Ты, чтоль, его держать будешь, пока я гипс буду
накладывать? Он же трепыхаться будет, а это опасно - можно ещё больше
навредить. А у неё как раз размер подходящий.
М-да... Минуть десять мы фиксировали воробья в Нинкином сандалике -
затолкали его башкой внутрь и подтягивали ремешки до тех пор, пока он не
затих, свесив лапки наружу. Потом Серёга по-шурому замесил гипс в
баночке и, оттянув правую ножку воробья двумя пальцами, нанёс на неё
приличный слой раствора. Култышка получилась что надо - если и не
размером, то уж формой точно она напоминала палицу Ильи Муромца. Наружу
торчали лишь пальчики с коготками. Нинка только лупала глазами и пищала
от восторга.
- Ну, и чё теперь? - спрашиваю я, - долго ему в гипсе ходить?
- Ну, вообще-то так: сколько тебе лет, столько дней и гипс носить надо.
- говорит Серёга. - Этот, видишь? совсем молодой ещё. Полгода ему,
наверное. Так что к вечеру должно срастись. Вот вечером и снимем.
Мы положили воробья на сундук. Воробей слабо вздыхал после операции. Мы
насыпали ему хлебных крошек и поставили рядом с ним литровую банку с
водой - на случай, если ему вдруг захочется пить, потому что летом на
чердаке под шиферной крышей жарко.
... Вечером, когда мы, вооружившись молотком - для снятия гипса -
залезли на чердак, воробья на сундуке не оказалось.
- Наверное, очухался и улетел, - предположил Серёга.
- Как же он теперь с неснятым гипсом будет? - спросил я. - Мешает ведь.
- Ну... Что гипс? Обтёрхается со временем. Главное, что выздоровел.
Мы молча переглянулись. А Нинка хлопала глазами и молчала...
... И только много лет спустя, на какой-то вечеринке, Нина спросила
меня:
- Витя, а ты помнишь того воробья? Я ведь тогда сразу не поверила, что
он улетел. Я на следующий же день поднялась одна - ох, и страшно же мне
было! - на чердак и нашла там, в другом углу, кучку пёрышек и и рядом -
кусочек гипса. Кошка, наверное... Я похоронила этот кусочек гипса во
дворе рядом с беседкой. Лопаткой своей выкопала ямку и похоронила...

Лет десять назад дело было.
Две женатые пары средних лет поехали "дикарями" на юга, на Адриатическое
побережье, к макаронникам. На машине поехали.
Приехали туда - тыр, пыр... Всё, что подешвле, давным-давно уже занято
или забронировано. А переночевать пару ночей во второклассном отеле -
о-го-го каких бабок стоит...
Ну, деваться некуда - сняли два номера на пару ночей. Всё, как положено:
с кондиционерами, биде, душевыми кабинками и видом на пляж. С
обязательным завтраком. А от обеда и ужина отказались - нахрен
переплачивать? Наш народ, как известно, в булочную на такси не ездит.
Есть же, в конце концов, магазины?
Ладно.
На следующий же день, сразу после завтрака, рванули по местным магазинам
- провианту подкупить (напитки были предусмотрительно привезены с
собой). Накупили колбасы там, сала тамошнего, хлеба... Вернулись в
номера, и тут возникла проблема: холодильников в номерах не было. Только
кондиционеры. На стенках такие. Которые воздух в комнате без забора
извне гоняют. И что делать?
А просто всё, оказывается. Какая наша женщина поедет невесть куда, не
захватив с собой минимум самого необходимого?
Так что нашлись в багаже бельевые прищепки, которыми продукты,
разложенные по полиэтиленовым пакетикам, были пришпилены к... лопастям?
кондиционера. Оно, конечно, шестнадцать градусов - не ахти как
прохладно. Но всё же и не те тридцать пять, что на улице - до вечера не
протухнет.
Управились так, номер закрыли, ключи портье сдали и пошли на пляж -
напитки в песке в полосе прибоя охлаждать и пробовать.
Часам этак к шести вечера, уже хорошо отдохнувшие, возвращаются в отель.
Пока женщины щебечут у лифта, мужчины с достоинством требуют ключи от
номеров у... (вот как сказать правильно, если портье - женщина?
"Портьера"? Или "портьерша" всё-таки? Ну, не суть...) А та, мымра, ключи
им даёт, и даже улыбается при этом вроде - всё, как положено. Только
улыбается как-то... с ехидцей, что ли?
Ладно.
Берут они ключи и садятся в лифт. В лифте ещё, пока ехали, они насчёт
этой лыбящейся к месту-не к месту рожи проехались.
Открывают все вчетвером номер с провиантом - всё ништяк. Чисто убрано,
полотенца свежие, кровать заправлена - горничные постарались.
И колбаса с салом всё так же на кондиционере в прозрачных кулёчках на
прищепках висят - не тронули...
А под кондиционером стоит гладильная доска наизготовку, а на ней -
утюг...

Это рассказ о том, как ошибки наших близких иногда совершенно неожиданно
приводят к очень даже положительным результатам.
Было это где-то в середине семидесятых годов прошлого столетия...

... - Вася! Мы пошли, а то уже опаздываем, - крикнула из коридора
мама. - Не забудь по дороге в школу отправить Машино письмо. Конверты
и марки - в серванте. Ты адрес знаешь?
- Да знаю, знаю! Наизусть помню, - крикнул в овет Вася. - Каждое
воскресенье по телевизору бубнят, - добавил он вполголоса, не отрываясь
от чтения.
Тут кто-то дёрнул его за рукав. Вася обернулся. Перед ним стояла
упакованная для зимнего похода в детский сад младшая сестрёнка - этакий
колобок из валенок, шубеек и шапочек, перепоясанный крест-на-крест, как
петроградский матрос пулемётной лентой, широченным пуховым платком.
- Васенька, ты отправишь мой рисунок, правда? - глухо пропищала она
из-под шарфика, глядя на брата большими серьёзными глазами.
- У-у... - с досадой промычал Вася, но тут из прихожей вернулась мама,
схватила сестрёнку в охапку и они, наконец, ушли.
Вася читал ещё минут двадцать; потом, взглянув на часы, с сожалением
закрыл книгу - пора было идти в школу. Уже одевшись, он вдруг вспомнил
про письмо. Он достал конверт, сунул в него рисунок, подписанный внизу
большими печатными буквами "В КАЖДОМ РИСУНКЕ - СОЛНЦЕ" с небольшой
сопроводительной запиской, написанной мамой, заклеил его, налепил марку
и быстренько написал адреса получателя и отправителя. А так как было
Васе всего двенадцать лет и был он увлечён, как и большинство мальчишек
его возраста, чтением детективов, то и голова его была забита всякими
Юлиан-Семёновыми, Шерлок-Холмсами и прочими пляшущими человечками. Ну, и
нацарапал он совершенно автоматически в графе "Кому" вместо "Москва,
Шаболовка, 37" - "Москва, Петровка, 38". Индекс получателя он не написал
вообще - забыл. По дороге в школу он затолкал письмо в почтовый ящик
местного поселкового почтового отделения.
Сотрудник почтового отделения, работник опытный и отзывчивый, привыкший
к тому, что сельские бабули-дедули не всегда могут совладать со
внесением в специальные квадратики специальных цифирок индекса, привычно
заглянул в свой каталог и вписал индекс почтового отделения, к которому
относилась Петровка, 38. Тем более, что обратным адресом был указан
адрес местного участкового - кто знает, может, тот решил отправить
какую-нибудь информацию в обход официальных каналов?
Сотруднице МУРа, отвечавшей за корреспонденцию, после того, как она
распечатала письмо, потребовалось ровно двадцать секунд на то, чтобы
разобраться в ситуации - несомненная ошибка. Но у неё у самой была
маленькая дочурка и она, вместо того, чтобы отправить письмо в мусорную
корзину, вложила его в новый конверт, написала правильный адрес -
"113162, Москва, Шаболовка 37, "В каждом рисунке - солнце" - и,
привычным движением тиснув фирменный штемпель Московского Уголовного
Розыска, отправила письмо в ящик с исходящими и тут же о нём забыла.

Через пару дней на телестудии состоялся разбор предстоящих полётов...
- А я говорю - покажешь! - с ненавистью глядя на конверт со штемпелем,
говорил режиссёр телепередачи.
- Да?! А что я в сопроводиловке сказать должна?! - нервно затягиваясь
сигаретой, парировала ведущая, - А? "А этот рисунок нам прислала
Машенька из МУРа? Которая, когда вырастет, хочет работать как и её мама
- дояркой?" Так, что ли?! Да вы только на это посмотрите! - и она сунула
режиссёру под нос злополучный рисунок.
На рисунке была изображена корова величиной с дом. То, что это именно
корова, можно было понять только по рогам и тщательно нарисованному,
многажды обведённому коричневым карандашом огромному вымени. Особенно
выделялся на этом вымени один сосок, явно пририсованный позже остальных
- он торчал как-то в сторону и был обведён совсем уж жирно. Несомненно,
ребёнок, добиваясь максимальной реалистичности, неоднократно бегал в
коровник, чтобы уточнить количество коровьих сисек (совсем, как Остап
Бендер со своим "Сеятелем").
Под выменем стоял подойник величиний с детское ведёрко, а само вымя
обнимала тонкими дугообразными руками какая-то сидящая на табуретке и
плотоядно ухмыляющаяся тётька.
- Млин... - скрежетнул зубами режиссёр,- совсем они там охренели... А
это кто? - Он ткнул пальцем в чувака в фуражке и с погонами, который
маячил на рисунке на заднем плане, в уголке, как раз под лучами
непременного солнца.
- Не знаю... Папаша, наверное - кто же ещё? - ответила ведущая и
предложила:
- Послушайте, может им позвонить? Надо же как-то разобраться...
- Позвонить? А, может, лучше персонально туда поехать? - сказал режиссёр
(а про себя подумал: "С вещами, блин..." - он недавно купил дачу).
- Ладно. В общем, так: ты - он ткнул пальцем в сторону ведущей -
покажешь рисунок и скажешь просто - девочка живёт в Москве. А ты - он
ткнул пальцем в сторону лохматого кинооператора, который до того, жуя
импортную жвачку, с интересом наблюдал за дискуссией - смотри мне! На
этот рисунок - не более пяти секунд. Тем более, что запись. Сделаете.
Всё.

... - Папа! Папа! - девочка выбежала навстречу вернувшемуся с работы
отцу, - мой рисунок по телевизору показали!
Отец подхватил её на руки.
- Только они почему-то сказали, что мы в Москве живём, - щебетала она.
- Да? В Москве? Ну, это они что-то напутали, тюхи... - сказал отец, и,
глядя в лучащиеся счастьем глаза дочери, прошептал:
- Ах ты, солнышко ты моё...

О находчивости в цейтноте.
Сидел я как-то давно, ещё в начале восьмидесятых, в воскресный день на
скамейке в небольшом парке около одного из Домов Культуры. Самый обычный
круглый "пятачок", какими в те времена оканчивались аллеи провинциальных
городских парков: круглая площадка с клумбой, по обе стороны которой
стояли полукругом садовые скамейки, а в конце - всеобычная же,
выкрашенная свежей бронзовой краской статуя Ленина, изображавшая вождя
пролетариата в полный рост, с вытянутой впрёд правой рукой и со сжатой в
кулаке кепкой. Было тепло и солнечно; вокруг носились совсем мелкие
ребятишки, чьи мамы и бабушки наблюдали за ними, чинно рассевшись по
периметру. На одной из скамеек расположилась небольшая - человека три -
компания мужиков самого рабочего вида. Время от времени один из них
опускал руку за спинку скамьи и совершал там какие-то манипуляции, после
чего в руках у всех троих оказывались бумажные стаканчики из-под
мороженого. В общем, самый обычный городской пейзаж.
И тут на алее появился ещё один персонаж, по внешности - типичный
сельский конторский служащий низшего звена того времени: рубашка с
короткими рукавами навыпуск, три недели назад глаженые брюки и сандалии,
обутые на буро-зелёные клетчатые носки. Был он заметно "навеселе", но на
ногах держался довольно твёрдо. Дотопав до клумбы, он обогнул её и вдруг
остановился, уставившись на цветы. О чём-то угрюмо задумался... Через
минуту лицо его просветлело: было видно, что он принял какое-то важное
решение. В следующую секунду он уже рвал цветы - сосредоточенно,
разборчиво, со знанием дела подбирая букет и ни на что постороннее не
отвлекаясь. Продолжалось это довольно долго, и присутствующие
развлекались от души: бабушки и молодые мамаши улыбались, а работяги и я
ржали в голос. За всеобщим весельем никто не заметил, откуда возникли
эти двое блюстителей порядка...
Всё вокруг смолкло....
Когда мужичок, составив букет, наконец поднял голову и выпрямился, прямо
перед ним - через клумбу - стояли и смотрели на него двое милиционеров.
Ситуация, казалось бы, была безвыходная - заметут за милую душу...
Меня до сих пор поражают его реакция и сообразительность: в один момент
он делает разворот "кругом", в три стремительных длинных шага достигает
памятника Ленину, и быстро, но в то же время как-то очень почтительно и
торжественно, чуть ли не преклонив одно колено, возлагает букет к
подножию постамента. После чего отсупает на один шаг и, скорбно опустив
плечи, замирает - руки по швам -, склонив голову.
Тот из милиционеров, что был помоложе, сунулся было к нарушителю, но
старший придержал его за локоть, сделав лёгкий отрицательный жест
головой...
Ситуация, действительно, была щекотливая: с одной стороны - потрава
налицо; а с другой - вещдок лежит в таком месте... Ну-ка, попробуй
забрать цветы, возложенные к памятнику вождю мирового пролетариата -
заработаешь по партийной линии, как пить дать, за святотатство. Да и
самого нарушителя не больно-то ущемишь - всегда может сказать, что
проступок был совершён в спонтанном и неуёмном сиюминутном порыве
благодарности дорогому Владимиру Ильичу за организацию тем счастливого
детства...
А хитрюга-нарушитель, втихушку и осторожно следивший между тем за
действиями стражей правопорядка по их отражениям в мемориальной, чёрного
полированного мрамора, доске с надписью "Ленин жил, Ленин жив, Ленин
будет жить!" сообразил, что сейчас его "брать" не будут, потихоньку
выдохнул, незаметно переступил плетёнками, утверждаясь получше, и сам
застыл памятником, всем своим видом давая понять, что скорбеть он
собрался до победного конца.
Работяги на соседней скамейке снова начали откровенно скалиться.
Милиционеры тихонько посовещались вполголоса, после чего, улыбаясь,
ушли.
Выждав для верности минут пять, в противоположном направлении рванул и
сам скромный служащий (или кто он там был?). Ему, скорее всего, пришлось
в тот день выдержать ещё одно нелёгкое испытание - разговор с женой, да
ещё и без цветов.
Цветы остались у памятника...

Вспомнилось почему-то...
Как-то, года два назад, прогуливались мы с женой по одному очень
красивому и старинному парку. "Золотая осень", то-сё...
И на спинке одной, стоящей прямо в углу парковой каменной ограды,
скамейки увидели написаное авторучкой на куске картона
объявление: "Осторожно! Ёжик!"
И действительно - под скамейкой, в самом углу, была навалена куча
опавших листьев... Несомненно, там устроился на зимовку ёжик, и какой-то
заботливый человек решил предупредить всех остальных - чтобы те
ненароком не потревожили животное. Мы с женой, понятное дело,
задержались, чтобы раглядеть всё получше - интересно же, как ежи
устраиваются на зиму. Все остальные прохожие делали то же самое -
ненадолго задерживались, заглядывали под скамейку и переговаривалисъ
тихим шёпотом, умильно улыбаясь.
Где-то через час, уже на обратном пути, смотрим - а на этой скамейке
улёгся спать какой-то бухарик. Ясное дело, что обьявление он снять даже
не потрудился - скорее всего, он его даже не заметил.
Так толпа собралась раз в пять больше, чем за час до того перед берлогой
ёжика. И ржали все уже в голос.

Было мне тогда лет двадцать, что ли...
И был у меня тогда один приятель - балагур, каких поискать. Что
называется - язык без костей.
Как-то раз подсели мы с ним в каком-то скверике на скамейку к двум очень
симатичным девушкам с целью познакомиться. Меня он, молодец этакий (или,
всё-таки - скотина?!) сразу же представил им как чемпиона города по
"самбо", так что пришлось мне принять самый суровый вид и сидеть,
напрягая бицепцы и трицепцы и надеясь, что красавицы не заметят мои очки
-"минус шесть", между прочим. Впрочем, себя он тоже не забыл - тут же
принялся "заливать" им о своей личной суперменистости. Он тушил пожары,
спасал утопающих и загонял одним движением мизинца обратно в горы
посмевшие высунуться лавины и сели. Врал он так, в общем, врал, пока не
заврался до того, что начал рассказывать, как он, будучи разведчиком и
выполняя какую-то секретную миссию, попал в Северной Африке в плен и
рабство к диким берберам.
И ранили-то его; и пытали-то его кочевники первобытными методами (в
доказательство он задирал рубашку и показывал действительно страшные
шрамы ны боку - когда ему было лет десять, сорвался, перелезая через
школьный забор, и сильно поранился). И таскался-то он с берберами этими
по пустыням, пожирая всех встречных змей и скорпионов и, в целях
сохранения жизни, обучая берберских боевых верблюдов точному плеванию в
цель, выдавая это за секретные разработки оборонщиков нашего
Среднеазиатского Военного Округа...
В общем, заврался он так, что уже и мне стало интересно, как же он будет
из этой ситуации выпутываться.
А девушки хохотали до упада. И тут одна из них спрашивает:
- А как же тебе удалось из плена освободиться?
Тут он нахмурился немного и грустно так отвечает:
- Ну, как... Разжились как-то эти чалмоголовые где-то мешком риса и
надумали плов сварить. А костёр развести нечем, дров-то нет - кругом
пустыня.
Ну, они меня в нашем тамошнем посольстве на телеграфный столб и
обменяли...

Рассказал один знакомый.
Болтался он как-то лет пятнадцать назад по Германии в поисках подённой
работы.
"Приземлился" где-то в Баварии у одного хозяйчика на пару дней - ну,
там, газон подстричь, кусты красиво пообрезать и т. п.
Ладно...
Обрезаю, грит, как-то кусты со стороны тротуара. И тут подъезжает машина
с неместными номерами. Тормозит, говорит, около меня. В машине -
немолодая пара.
Опускается стекло и мужик, сидящий за рулём, очень вежливо и на
прекрасном литературном языке спрашивает, как проехатъ туда-то и
туда-то.
Ну, грит, я шляпу на затылок сдвинул, лоб наморщил, поднапрягся, и,
вспоминая всё, что я по-немецки более-менее связно прокурлыкать мог, тут
же и прокурлыкал - указал, то есть, как проехатъ можно, куда им надо
было...
Мужик этот, грит, выслушал меня, опять же вежливо поблагодарил... А
когда он поднимал стекло, то я услышал, как он, повернувшись к своей
спутнице, сказал:
- Ну и язык у этих баварцев... Ни хрена я не понял, что он мне тут
наговорил...

Не все научные разработки служат на благо человечества. Освобождение
атомной энергии привело к гонке вооружений; и даже, казалось бы, вполне
безобидные изыскания академика Павлова - по крайней мере в одном
известном случае - попортили кровь многим невинным людям.

Был я как-то в гостях у своего дальнего родственника, который живёт в
большом селе километрах в пятнадцати от нашего райцентра. Дом его стоит
рядом с совсем недавно отстроенной красивой церковью со сверкающими
куполами и звонницей с часами-курантами. Приехал я под вечер. Илья
Петрович (так зовут старика) был дома один, так как жена его уехала на
пару дней к сестре. Он быстренько собрал на стол нехитрую деревенскую
снедь; я поставил в середину привезённое с собой - хорошо, в общем!
Завязался обычный в таких случаях разговор: как жизнь, как здоровье, что
новенького?.. И тут Илья Петрович, коротко взлянув на настенные часы,
говорит:
- Что новенького, говоришь? А вот щас послушай! Погодим только чуток.
А сам сидит с рюмкой в руке, щерится беззубым ртом и всё на часы
смотрит. Вдруг куранты на на колокольне стали мелодичным боем отбивать
очередной полный час и тут же с улицы донёсся неимоверно громкий и
противный визг - визжала, несомненно, свинья. А, может, и несколько
свиней сразу. Какофония была - хоть святых вон выноси! Когда колокола
отбили а свиньи отвизжали, рассказал мне старик следующее: Купил он
неделю назад, как и каждый год покупал (по договорённости), у одного
деда, живущего на стоящем на отшибе хуторе километрах в пяти от села,
двух молоденьких свинок. Дед этот - глухой, как пробка, бывший флотский
боцман - жил там со своим внуком-сиротой, пацаном лет четырнадцати и
занимался выращиванием поросят на продажу. Всегда, во все предыдущие
годы с его свиньями всё нормалъно было, а тут - вот...
Купил, в общем, домой привёз, в сарай загнал - и тут началось! Свиньи
начали орать. И не просто так, причём, а, как удалось выяснить путём
недолгих наблюдений, строго по часам - в полном соответствии с боем
курантов. И не только их.
- Вон, у меня в горнице часы напольные с боем стоят, видишь? - спросил
Илья Петрович, - Пришлось остановить, а то эти парнокопытные вообще
каждые пятнадцать минут квакали.
Далее выяснилось, что и часы, как фактор времени, непричём - эти скотины
орали ещё громче, когда колокола звонили к заутрене, к обедне и к
вечерне. Запахло мистикой - то есть, серой. Никто не знал, в чём может
быть дело. Бабки-соседки плевали Илье Петровичу вслед и обвиняли его в
том, что его свиньи спутались с сатаной. К этому добавился конфликт с
женой ("Ты что думаешь, почему она уехала? Или, - говорит, - я, или -
свиньи! Чтоб,- говорит, - когда вернусь, и духу их здесь не было! Хошь-
зарежь, хошь -продай!) К тому же и сам местный батюшка пару дней назад
остановил Илью Петровича на улице и вполголоса попенял ему - негоже,
мол, так-то. Делай что-нибудь.
- А что тут сделаешь?!- возмущённо повествовал Илья Петрович, - Не рылы
же им изолентой заматывать?! Резать - рано, да и жалко тоже. Деньги-то
плочены, да и корма уже впрок заготовлены. А продать - кому ж я их
теперь здесь продам?!
И решил он навестить ещё раз деда-свиновода. Как раз сегодня в обед
съездил к нему и - представляете! - докопался-таки до истины!
- Завтра отвезу этих свиней иерихонских назад и заберу деньги,
потому-что товар некондиционный, - солидно сказал он.
Илья Петрович, по его словам, охрип, пока смог донести до глухого
животновода суть проблемы.
Сначала дед никак не мог взять в толк, чего от него хотят; он только
хлопал от растерянности глазами и улыбался улыбкой человека, который
подозревает, что над ним подшучивают.
Но потом, как-то враз, в одно мнгновенье, лицо его озарилось внезапным
пониманием происходящего и он, хлопнув себя ладонью по лбу, прокричал:
- А я-то думаю - зачем он её с чердака принёс и туда повесил?! Петька,
а ну-ка, иди сюда!
Из дома появился его внук, который, размазывая по щекам сопли, после
двух минут перекрёстного допроса во всём и сознался.
Оказывается, он прочитал в учебнике про условные рефлексы и решил
проверить правильность изложенного эксперементальным путём.
Для этого он притащил с чердака старую корабельную рынду, которую его
дед привёз с собой на память о годах флотской службы, и повесил её перед
входом в свинарник.
Деду он сказал, что будет играть в моряков.
Опыты, которые он проводил, были предельно простыми и незатейливыми:
сначала он бил в колокол, а затем бил током свиней.
Буквально через несколько дней молодому учёному удалось добиться
недюжиных результатов - свиньи начинали визжать сразу же после первых
звуков рынды, не дожидаясь, пока эксперементатор начнёт приближаться к
ним с оголённым кабелем.
Вот, собственно, и вся история...

Ах, да! На следующей неделе я случайно увидел на остановке написаное
корявым почерком обьявление следующего содержания: "Продаю 2 свини
только человеку который ни возле церкви живёт". Всё-таки, этот старый
боцман - человек честный и совестливый...

... между прочим, доставка товаров на дом практиковалась уже в
семидесятые годы прошлого столетия; и не только в больших городах нашей
необъятной страны, но и в самых отдалённых уголках Российской
глубинки...

В одном колхозе, прямо рядом с конторой, жила бабка, приторговывавшая
самогоном. Бизнес у неё шёл неплохо, особенно по ночам - сельские
механизаторы после трудового дня частенько собирались выпить небольшой
компашкой в ремонтной мастерской. Как водится, так же точно частенько им
не хватало и они садились на трактора и комбайны и ехали к
предприимчивой бабульке за добавкой. И всё было бы хорошо, если бы не
возникшая вдруг конкуренция в лице другой такой же пенсионерки, которая
тоже решила занятся этим прибыльным делом и открыла свою "точку" ночной
торговли. Причём в непосредственной близости от мастерской, так как жила
совсем рядом. Все клиенты шли теперь к ней, и первая бабка стала нести
огромные убытки. Под угрозой оказалось существовавание самой фирмы. Надо
было что-то делать.
И ведь нашла старая выход из положения!
Как уже было сказано, жила она рядом с конторой. А на весь колхоз было
всего-навсего три телефона: в конторе, в мастерской и на молочной ферме.
В конторе - в отличие от фермы и мастерской, где работа кипела сутки
напролёт - по ночам никого не было. А телефон - был. И звонок у этого
телефона был обалдеть какой громкий - в тихую летнюю ночь слышно его
было за пару сотен метров даже при закрытых окнах. Дальше - просто: из
мастерской звонят в контору - бабка считает звонки - количество звонков
строго соответствует количеству заказываемых бутылок. Всё. Затем заказ
укладывается в рюкзак и на мопеде отвозится заказчику. Доставка -
бесплатно.
С фермы звонить не могли по определению, так как знали, что ночью в
конторе нет никого; к тому же позывные, явки и пароли держались в
строгой тайне от женской части населения деревни. Вероятность того, что
кто-то ошибётся номером, была ничтожно мала и схема работала безотказно
в течение нескольких недель. Пока, наконец, кто-то где-то действительно
не ошибся номером...
Было около двенадцати часов ночи и бабуля уже спала, когда в конторе
зазвонил телефон.
- Раз... - автоматически начала считать она, и, не открывая глаз, села
на кровати.
- Два... три... четыре...- она, не глядя, сунула ноги в обрезаные по
щиколотку резиновые сапоги, стоявшие тут же.
Телефон звонил дальше. Звонки были какие-то непривычно длинные, но она
не обращала на это внимания, боясь сбиться со счёта.
На счёте "одиннадцать" она проснулась окончательно и сидела, широко
открыв рот и выпучив глаза, боясь верить своему счастью - как же,
оптовый заказ по розничным ценам!
На счёте "семнадцать" телефон, наконец, замолчал.
Бабко опомнилась, захлопнула рот и, мелко и быстро перекрестившисъ три
раза, опрометью бросилась в погреб за товаром...

В мастерской два механика ночной смены тупо обтачивали напильниками
какой-то коленвал, когда на улице коротко протрещал и тут же замолк
мотор мопеда.
Через пару секунд в ворота, толкая их спиной и прижимая к груди тяжелый
рюкзак, ввалилась известная им бабка-самогонщица...
Далее последовала безобразная и противоестественная сцена - пожилая
женщина навязывала двум молодым, здоровым мужикам свой товар
(спиртное!), а они - отказывались!
- Шутки шутите!?- орала бабка.
- Да мы ни сном, ни духом! - пытались откараскаться механики, - да куда
нам столько!
Неизвестно, как долго бы это всё продолжалось, но тут с улицы послышалсь
тарахтенье ещё трёх или четырёх моторов, судя по звуку - мотоциклов
"Урал".
Оказывается, невероятное количество звонков услышала не только
самогонщица, но и механизаторы, жившие поблизости от конторы.
Весть о невероятном по размаху сабантуе в мастерской тут же
распостранилась среди мужского населения деревни, и все, кто мог,
поспешили приехать, чтобы лично принять в нём участие...
Короче, бабка внакладе не осталась - в ту ночь в конторе ещё два раза
звонил телефон...

Пришлось мне как-то давно, ещё в "застойные" времена, работать на одном
большом мясокомбинате. Коллектив в отделе был дружный и весёлый;
работалось легко, в общем.
И вот как-то одному из коллег повезло - досталась ему совершенно
неожиданно "горящая" путёвка в Крым. Тут, кто помнит, как это раньше
было, зевать нельзя - или хватай ноги в руки и завтра на поезд, или сиди
и жди ещё три года. Ну, коллега этот, естесственно, тут же согласился
ехать. А ведь есть традиция - отпуск, да ещё и в Крыму если, надо
обязательно обмыть, чтобы отпускнику легко ехалось, жарко загоралось,
ну и во всех прочих смыслах культурно отдыхалось, сами понимаете.
На следующий день прибегает наш отпускник, ставит на стол свой импортный
"дипломат" и говорит: "Вот, мужики, тут пара пузырей и закуску жена
собрала - котлеты домашние, пирожки, помидорчики свежие с дачи... Вы, -
говорит, - не обижайтесь, а я с вами никак не могу - через три часа
поезд. Вы уж тут сами за мой отпуск выпейте" - и ускакал.
Ну, мы до конца рабочего дня как-то доработали, стаканы достали, хвать
за этот "дипломат"... и вот тут - полный облом! На этом долбаном
чемоданчике замок оказался шифровой, с колёсиками. А шифр от замка
хозяин с собой в Крым в голове увёз. Крутили мы его, вертели - никакого
толку нет, не можем открыть, и всё. В общем, как говорится -
облизнулись мы.
"Ладно, - думаем, - хрен сним. Вернётся хозяин - тогда вместе с ним и
откроем. Никуда оно от нас не денется". И тут кто-то вспомнил, что там
внутри не только спиртное, но ещё и пирожки с котлетками...
В общем, чемоданчик этот битых три недели провисел в холодильнике среди
свиных туш, пока отпускник наш не вернулся - мы наплели рабочим, что в
нём находится новейшая, на батарейках и с радиопередатчиком, аппаратура
по контролю за температурой воздуха во ввереном им тушехранилище...